Елена Лашкина Сегодня исполняется десять лет правительству реформаторов. Его деятельность до сих пор вызывает самые разные оценки. Некоторые считают, что "гайдаровские реформы" разрушили тоталитарную экономическую машину СССР и проложили путь к новой рыночной экономике. Другие утверждают, что правительство ввергло страну в пучину экономического хаоса, и винят реформаторов за резкое снижение уровня жизни значительной части населения страны. И те, и другие, однако, согласны, что основы нынешней российской экономики с ее безусловными плюсами и минусами были заложены именно в начале 90-х, когда к власти пришел кабинет министров под руководством Егора Гайдара.
Правы они были или нет, делая выбор в пользу либерализации цен или приватизации госсобственности, покажет время.
- Андрей Николаевич, десятилетие чего мы отмечаем в эти дни? Новой страны, новой экономики или начала реформ?
- Во-первых, это десятилетие существования независимой страны. Во вторых, это десятилетие формирования фактически первого российского правительства независимой страны. В-третьих, это начало реформ, изменивших экономическую систему страны, сделавших централизованно-планируемую экономику бывшего Советского Союза рыночной. Другой вопрос - были ли эти реформы либеральными.
Сегодня экономика страны радикально отличается от той, что была осенью 1991 года. Фактически это другая экономика. Произошла настоящая экономическая революция.
- В чем состоят главные достижения и ошибки кабинета Гайдара?
- Первая и самая главная задача, стоявшая перед этим правительством, заключалась в создании национального государства. Хорошего или плохого, эффективного или неэффективного, коррумпированного или нет - интересные, но второстепенные вопросы. Главный вопрос - государство должно было быть. Эту первую задачу в течение десяти лет целому ряду кабинетов удалось выполнить. И первые - самые трудные проблемы легли на плечи правительства Гайдара.
При этом важно было обеспечить мирный характер "развода" со своими ближайшими соседями. Известно, что распад многонациональных государств часто сопровождается кровопролитием, человеческими жертвами и экономическим потерями. Еще одна задача, стоявшая перед первым российским правительством - возвращение ядерного оружия, оставшегося на территории других государств и перевоз его в Россию.
В сфере экономической политики, самое главное, что было сделано за эти десять лет, - это то, что в России действительно создана рыночная экономика. И с этой точки зрения термины "переходная экономика" и "страна с переходной экономикой" уже уходят в историю.
- Это плюсы, а минусы?
- Главный минус заключается в том, что в течение большей части этих десяти лет - с июля 1992 по август 1998 года - проводилась популистская, во многом социалистическая политика. Поразительным явлением этого периода стало то, что масштабы вмешательства государства в экономику уменьшались очень медленно, в начале 1992 года - существенно возросли даже по сравнению с советским периодом. Если в советское время совокупные государственные расходы, как правило, не превышали 50% ВВП и лишь к концу 90-х годов достигали 54% ВВП, то в 1992 году они подскочили до 72% ВВП. Хотя эксцессы 1992 года в таких масштабах больше не повторялись, уход государства из экономики был медленным, а в отдельные годы - 1994, 1996, первой половине 1998 года оно вновь возвращалось. Ни о каких либеральных реформах в это время говорить не приходится. Огромный бюджетный дефицит, достигший, очевидно, 30% ВВП породил 2600-процентную инфляцию. Неизбежным стал беспрецедентный спад производства и уровня жизни. Сейчас изобретают возможные оправдания этому - политическая ситуация не давала возможности проводить реформу. Какая-то часть правды в этом есть. Действительно, правительство не имело необходимой политической поддержки в парламенте, который в большинстве своем находился в жесткой оппозиции. С другой стороны, симпатии большинства населения были на стороне правительства, которое явно продолжало их сохранять не только в 1992, но и в 1993 годах, что блестяще продемонстрировал апрельский референдум. Правительство постоянно поддерживал президент. Однако масштаб совершенных компромиссов вышел за необходимые пределы. А в ряде случаев это были и не компромиссы. Началом реформирования стало освобождение цен в январе 1992 года. Последним реформаторским шагом первого российского правительства можно назвать унификацию валютного курса с 1 июля 1992 года. После этого и до отставки этого правительства ни одного ни реформаторского, ни тем более либерального решения принято не было. Более того, правительство санкционировало массированную денежную эмиссию лета-осени 1992 года, спровоцировавшую гиперинфляцию. Эта волна гиперинфляции смыла не только доллары граждан, но и само правительство.
Период непосредственно либеральных реформ длился лишь 17-18 дней - с 2 января 1992 года до 18 января 1992 года, когда первый же мини-кризис, с которым столкнулось новое правительство, а именно забастовка шахтеров, вылился в позорное соглашение об огромных субсидиях.
После чего новые и новые компромиссы становились все масштабнее, а отход от первоначально провозглашенных принципов - все более шокирующим.
Далее весь шестилетний период - с января 1992 по август 1998-го - это череда слабых и непоследовательных попыток реформирования с фронтальными отступлениями. Более того, некоторые из либеральных реформ, предпринимавшихся в эти годы, конечно, таковыми не являются. Скажем, деятельность российского правительства и Центробанка весной и осенью 1998 года, конечно, ничего общего ни с реформами, ни с либерализмом не имела. Это была контрреформаторская, антилиберальная деятельность, закономерно завершившаяся 17 августа 1998 года конфискацией сбережений и инвестиций российских и зарубежных граждан. Теми людьми, которые были у власти в то время, сегодня предпринимаются попытки оправдать свои действия, объясняя, что будто бы другого способа быть и не могло. Теперь предлагается теория о том, что государство было слабым, поэтому ничего нельзя было сделать. Надуманность этой "теории" становится очевидной, если задаться вопросами: а залоговые аукционы 1995 года вынуждались политической ситуацией? Это парламент требовал от правительства проведения залоговых аукционов? А поддержания 200-процентной доходности рынка ГКО тоже требовал парламент? А увеличения внешнего долга на 50 миллиардов долларов? А получение 4,8-миллиардного кредита МВФ летом 1998 года требовали коммунисты или недружественные правительству и тогдашнему руководству УВР коммерческие банки?
Очень многое из того, что было сделано, не имело никакого отношения ни к политической ситуации, ни к наличию или отсутствию политической поддержки реформаторов.
Сегодня совершенно ясно, что в результате на редкость ошибочной экономической политики, проводившейся властями, с середины 1992-го по август 1998 года страна потеряла как минимум три, если не четыре года для экономического роста. Этот рост, который мы имеем с 1999 года, а мог начаться в 1996-м. Именно политика, проводившаяся тогда нашими властями, сделала экономический кризис длительным, болезненным и глубоким.
- Насколько соответствуют итоги приватизации тем задачам, которые декларировались?
- И до начала реформ - в 1991 году - были известны несколько жестких правил реформирования экономики. В частности, последовательность экономического реформирования. Вначале проводится либерализация экономики, затем финансовая стабилизация. И лишь после этого можно приступать к так называемым институциональным реформам, центральное место в которых занимает приватизация. Успех реформ в немалой степени зависит от жесткого соблюдения последовательности в осуществлении этих компонентов.
Это жесткое правило в России было нарушено. С одной стороны, либерализация экономики оказалась далеко неполной. Даже сейчас - в 2001 году - она не доведена до конца: огромные части российской экономики, прежде всего энергетический сектор, по-прежнему находятся под жестким государственным контролем. С другой стороны, финансовая стабилизация, несмотря на факты ее многократного провозглашения, была достигнута лишь в 1999 году. В условиях недолиберализованной и финансово не стабилизированной экономики проводить масштабные институциональные реформы типа приватизации было нельзя. Теоретически опасность таких действий была доказана: в условиях мелких бюджетных и институциональных ограничений приватизация приводит к снижению эффективности приватизируемых предприятий. На первый взгляд это некий парадокс, явным образом противоречащий популярному, но весьма упрощенному утверждению, согласно которому любая частная собственность лучше, чем государственная.
Во-вторых, из всех возможных вариантов приватизации был выбран самый неэффективный - ваучерная приватизация. Приватизация по-российски носила характер простого распределения. А дальше все развивалось по простейшим законам экономики. Степень эффективности использования ресурса зависит от цены, которую покупатель уплачивает за этот ресурс. Эта формулировка принципиально важна. Если ресурс, товар, услуга достаются бесплатно, то он и тратится неэффективно. Если же за что-то платится максимальная цена, то товар используется максимально эффективно. Это всемирное правило, которое действует одинаково и в Чили, и в Китае, и в России.
Есть еще третий момент, почему приватизация была неверной. В 1992-1994 годах российскую приватизацию часто сравнивали с британской. "В то время как Маргарет Тэтчер приватизировала за 8-10 лет всего лишь 200 предприятий, мы каждый месяц приватизируем 800-1000". Люди, с гордостью это говорившие, не ведали, что делают, расписываясь в своей вопиющей некомпетентности. Приватизация проводится для того, чтобы любое предприятие, переходящее из государственных рук в частные, освободилось от бюджетной подпитки и перешло от мягких государственных ограничений к жестким. Когда такую приватизацию проводила Тэтчер, то в течение этих десяти лет 200 предприятий одно за другим покидали теплые, насиженные места в государственном секторе и выходили в бурное море частной жизни, где существовали свои правила. Последовательно отправляя одно предприятие за другим в это море, британское правительство заставляло их действовать по тем правилам, которые уже существовали там. У нас в 1992-1993 годах не было этого моря частных компаний, действующих по жестким правилам. Наоборот, было море неэффективных предприятий, которые к тому же еще массированно субсидировали, в том числе и с помощью бюджетных кредитов и Центрального банка.
Две страны, которые были среди любимчиков международных организаций по проведению приватизации - это Чешская Республика и Россия, - за ваучерную программу. В результате мы - яркий пример длинного экономического кризиса, а Чехия - до сих пор не может выйти из кризиса. Потому что все схемы ваучерной приватизации, со всеми фондами - рассадник коррупции. Может, не такой, как у нас, но впечатляющей для чешских условий.
- Каковы были трудности для реформ Путина, заложенные предыдущими годами?
- Сейчас сознание власти и общества в целом не отличается. Власть и многие ее представители живут многими предрассудками, которые господствуют в обществе. Частично они пытаются навязать некоторые идеи, например, удачного обмена внешнего долга одного на другое, списания или реструктуризации и рассказывают, что это правильно и мудро. Это общее препятствие.
Самое базовое препятствие, с которым непонятно что делать, - это невероятное богатство страны природными ресурсами, это наше бремя - бремя богатства. Грибоедов писал: горе от ума, а это горе от богатства. Пьяный воздух богатства сыграл злую шутку. Что с этим делать? Это просто несчастье, это рок, который послан стране, не знаю за что, - это богатство, которым мы пока не можем грамотно распорядиться. Как в Библии было сказано: каждый человек пройдет проверку, кто-то властью, кто-то женщинами, а кто-то деньгами. В данном случае Россия проходит проверку богатством.
