Марина Гайкович
|
|
Как Аида из оперы Верди, Маддалена уходит из жизни вместе с возлюбленным. Фото со страницы МАМТ имени Станиславского и Немировича-Данченко в «ВКонтакте» |
Андре Шенье – поэт, один из участников Великой французской революции, казненный в 31 год, – единственный реальный персонаж в опере. Вымышленная драма происходит на фоне исторических событий, к 100-летию которой и была написана опера. Событиям Французской революции посвящен шедевр Пуленка «Диалоги кармелиток». В Советском Союзе – балет Бориса Асафьева «Пламя Парижа», который появляется в репертуаре театров и сейчас. А вот к 100-летию Великой октябрьской революции была, насколько известно автору этих строк, написана всего одна опера, да и та по заказу из Европы («Октавия. Трепанация» Дмитрия Курляндского – см. об этом в «НГ» от 20.10.19).
Показать любовь и творчество в хаосе революции – такова мысль режиссера Александра Тителя. Любовь действительно показана была, об этом скажем чуть позже. Творчество представлено довольно невыразительно – через романс Шенье на приеме у графини де Куаньи и предсмертное стихотворение, переданное другу и соратнику из тюрьмы. Нажмиддин Мавлянов в роли сумрачного поэта в черном сюртуке все же романтичен и пылок.
Огонь революции же совсем не захватил, хотя формально все приметы его на сцене были представлены. Кроваво-красная статичная декорация (сценограф – Александр Боровский), одновременно изображающая и аркаду окон в буржуазном поместье, и антураж кафе с побитыми стеклами, и обстановку суда, и, в конце концов, условную гильотину – когда в проемах медленно опускается серая пластина. Присутствует и типичный для постановок Тителя помост в глубине сцены: это место для народа, который то восторженно приветствует героев революции, то не менее жадно жаждет их крови. Но это можно понять, только если внимательно читать подстрочник.
Сам Шенье революционером не показан: это томный молодой человек, проявивший определенную смелость и бросивший вызов высшему свету. Но в контексте постановки этот вызов приняла лишь Маддалена, удостоив поэта жарким поцелуем в губы, нимало не смутив окружающих. Не последовало и внятной реакции почтенных буржуа на появление «народа»: вдруг на балу возникают низшие слои, требующие социальной справедливости. На что дамы в припудренных париках даже и плечиком брезгливо не повели (возможно, застыли в недоумении).
Скажем пару слов о костюмах: Мария Боровская работала здесь в тандеме с отцом, и женская рука, безусловно, видна. Проработанные вплоть до мушек на щеках костюмы дам высшего света, с высокими париками и картинами из Эрмитажа на кринолинах, сменяются не менее колоритными образами куртизанок, закутанных в красный кумач. А вот костюм главной героини скорее проигрывал – пастельного цвета платья не подчеркнули ни достоинства артистки, ни решительный характер героини.
Остается любовь – и здесь действительно что-то проклевывается. Либретто Луиджи Иллики представляет собой синтез еще не написанной «Тоски» и уже знаменитой «Аиды». Бывший слуга, а ныне функционер в кожаном плаще влюблен в Маддалену. Чтобы устранить соперника, он пишет донос на Шенье. Если вчитаться в текст его размышлений – составляет виртуозно, лишь интерпретировав в нужном ключе факты (поэт? – вольнодумец! так и запишем). Как много здесь вневременного… Правда, не в этом спектакле, любые аллюзии на совести зрителя.
В целом если у этой постановки и есть успех, то лежит он на плечах артистов, которые, в сольных фрагментах свободные в высказывании, работают талантливо и чутко. Маддалена приходит к бывшему лакею, готовая на все, лишь бы спасти Шенье. Елена Гусева раскрывается как мощная драматическая актриса: история ее спасения и полной лишений жизни по-настоящему трогает. В Жераре тоже просыпается человечность, не зря в партитуре его сопровождает теплый тембр виолончели: в борьбе между страстью и раскаянием побеждает второе. В начале этой картины, наедине с собой, он осознает подлость своего поступка: как раз с этой арии и партитура Джордано в грамотной, чистой, но лишенной энергетики интерпретации дирижера Пьетро Маццетти, и спектакль Тителя начинают захватывать. Антон Зараев (Жерар) страстен и безжалостен – к себе, затем и к Маддалене. В секунде от того, чтобы овладеть женщиной, его герой останавливается. Он пытается исправить свои ошибки и спасти Шенье. Но Молох истории безжалостен: поэт обвинен в измене родине и будет казнен. Маддалена, как вердиевская Аида, вместе с возлюбленным восходит на эшафот: герои в сияющем луче света уходят вдаль, «гильотина» опускается. Воспета вечная любовь.
