Дарья Курдюкова
Ася Филиппова: «У хороших художников проекты точные, они отражают нашу жизнь и страдания». Фото Вари Филипповой
Центр творческих индустрий «Фабрика», одна из немногих в Москве независимых площадок, провела open call для людей искусства, которые потеряли работу в связи со своей позицией относительно событий в Украине. О том, как и почему в процессе приема заявок изменились критерии open call, о некоторых его итогах и о том, что в целом сейчас происходит с планами институции, директор «Фабрики» Ася Филиппова рассказала корреспонденту «НГ» Дарье Курдюковой.
– Ася, кого и как вы выбрали по open call для кураторов и художников, уволенных или уволившихся из российских институций в связи со своей позицией относительно событий в Украине?
– Мы получили около 40 заявок, связанных с симпозиумами, совместными чтениями (например, Жиля Делёза), театром, кино и выставками. Не все они отвечали заявленным критериям – некоторые поступили от людей, работу не терявших, но испытывающих дискомфорт от ситуации неопределенности и некоторого бессилия, в которой все мы оказались. В итоге мы смягчили критерии и принимали заявки и от неуволенных людей. Лейтмотивом всех проектов оказался вопрос о том, можно ли было что-то сделать тогда и сейчас. В большинстве случаев ответ сводится к тому, что делать что-то можно только вместе. Евгения Давиденко из Луганска устроит открытые уроки живописи и рисунка. Даниил Двинских поместит свои работы, рассматриваемые им как живые формы, в гипс и превратит их в полумертвые недвижимые объекты со стертыми контурами – и тоже пригласит к этому действу присоединиться.
– А уволенные кураторы что-то сделают?
– К сожалению, мы таких заявок не получили. Думаю, эти люди взяли паузу, чтобы пережить стресс.
– То есть 40 заявок были в основном от художников? Они больше сейчас готовы говорить о ситуации?
– Я бы не сказала, что художники больше готовы говорить. Судя по другой нашей программе «Фабричные мастерские», они тоже пребывают в состоянии шока и невозможности высказываний, потому что, с одной стороны, заявленные ими, например, полгода назад проекты сейчас им кажутся неактуальными, а с другой стороны, вообще непонятно, что можно и чего нельзя сейчас делать. Некоторые из них против выставок вообще и считают их притворством и попыткой показать, что ничего не случилось.
– Программа «Художник в резиденции», ориентированная на иностранных художников, закрыта или заморожена?
– В конце февраля все иностранные резиденты были вынуждены спешно покинуть резиденции, и сейчас соглашения приостановлены. Частично мы отдадим эти резиденции под проекты нашего open call, частично предоставим художникам в рамках «Фабричных мастерских». Но уже сейчас я понимаю, что это не навсегда, и у меня есть основания надеяться, что к программе с иностранными художниками мы вернемся. Возможно, они будут приезжать на более короткое время, возможно, изменятся страны, но надеюсь, работа возобновится.
– На уровне человеческих связей нынешняя политическая ситуация обострила отношения с иностранными художниками?
– Они уезжали, поскольку им это было категорически рекомендовано сделать, как, например, и в случае с эвакуированными посольствами. В отношении нас никакой антипатии не было вообще, у нас ведь все было основано на дружбе. Они сталкивались со сложностями, когда отменяли рейсы, поезда, и мы старались им помочь.
– Как независимая институция вы показываете и политические проекты – осенью, например, прошла выставка Андрея Митенёва «Бог есть любовь» об опыте тюремного заключения. Сейчас почти не осталось площадок, представляющих политическое искусство. Вам не советовали прекратить это дело?
– С цензурой мы не сталкивались ни разу. Но, на мой взгляд, выставка Андрея Митенёва с названием «Бог есть любовь» не политическая. Я вообще считаю, что искусство сильнее политики и использование терминов «политическое» или «протестное» искусство сужает и обедняет возможности, которые у искусства есть. Осмысленный, тонкий, нелобовой проект в таких определениях не нуждается. У хорошего художника ведь даже личное высказывание о его опыте с большой вероятностью можно назвать политическим, протестным и т.д. Пару месяцев назад мы делали выставку Алисы Йоффе, которую, наверное, можно назвать иконой протестного искусства, – и не сталкивались ни с какими неприятностями. Просто у хороших художников проекты точные, они отражают нашу жизнь и страдания, а это шире политики и протеста.
– Фабрика по-прежнему живет только на средства от аренды?
– Да, мы сдаем помещения и на эти деньги чиним крыши, платим зарплаты и помогаем художникам.
– За те 17 лет, что существует ваша площадка, с одной стороны, политического искусства, пусть мы и не будем его так называть, становится меньше. С другой – восприятие искусства вообще меняется, что связано и с музейным бумом, требованиями Минкульта относительно роста посещаемости, ставкой на выставки-блокбастеры и тем, что музеи стали модным местом. Это сильно изменило способ коммуникации со зрителем и, мне кажется, весьма существенно повлияло на само искусство, то, о чем оно говорит. По вашим наблюдениям, сильно изменилось за эти годы именно современное искусство?
– Согласна с тем, что современное искусство стало менее обскурантистским, более user-friendly, и это неплохо. Художники поняли, что с аудиторией нужно разговаривать, а не просто повесить работы и уйти. Если говорить о том, что искусство сделалось более развлекательным, – конечно, не без этого. Но мне нравится, когда реакцией некоторых художников на эту ситуацию становится ирония – у нас, к примеру, на следующий год запланирована «Выставка для блогеров и инфлюэнсеров» Эльдара Ганеева из группировки «ЗИП». С другой стороны, некоторые глубокие, личные проекты сейчас, конечно, оказываются невостребованными. Однажды мы разговаривали с прекрасным художником Борисом Матросовым, и он хотел сделать работу «Тихое ненужное». Не знаю, реализуем ли мы конкретно этот проект, но вообще для меня «Тихое ненужное» – очень важная часть искусства, и в целом мы стараемся такие выставки тоже делать.
– Коммуникация и открытость к аудитории – прекрасно, но хочется, чтобы и зритель больше включался, интересовался более сложными проектами. Скажем, когда стало модным проводить «Ночь музеев», возникал вопрос, пойдут ли люди после бесплатного праздника в те же институции, чтобы увидеть что-то еще, такое «тихое ненужное»…
– Ну, если 2–5 % вернутся, уже хорошо. Думаю, это игра вдолгую, это даже не 10 лет. Если бы у нас была настойчивая культурная политика в области современного искусства, наверное, за 10 лет процент заинтересованных зрителей можно было бы увеличить. Ее нет, хотя люди стали и на современное искусство в музеях смотреть больше. Ну, значит, будет долгий процесс, просто хотелось бы без потери глубины.
– Вы верите в успешность этой игры вдолгую в России?
– По большому счету, это единственное, во что я верю. За 17 лет у меня появились основания считать это правильным. Мы заработали репутацию, у нас сформировалась своя аудитория, это важно.
– Помимо замораживания программы «Художник в резиденции» как поменялись ваши выставочные планы и что в них осталось?
– Два-три проекта нам пришлось отменить, столько же – перенести из-за отъезда художников в другие страны. Выставку Ани Титовой и Стаса Шурипы мы перенесли с осени 2022-го на весну 2023-го, поскольку на нее нужен бюджет, а мы не уверены, что осенью он у нас будет. Опять-таки некоторые художники не готовы сейчас что-то делать, другие готовы, но им нужно время для анализа ситуации. В мае планируем открыть проект Владимира Опары «Стоя на перекрестке» о вопросах окружающей среды, об устойчивости Земли как системы в современном мире. В нем участвуют в том числе живущие в Нидерландах и Штатах художники, и Опара надеется привезти если не их самих, то хотя бы работы. У нас будет традиционная выставка студентов-кураторов РГГУ под руководством Александры Даниловой. Вообще нам хотелось сделать 2022 год временем длинных персональных выставок. Начали мы с проекта Алисы Йоффе, впереди выставка Алексея Булдакова, Валерия Чтака и, возможно, группы «ЕлиКука». Но из-за наступившей турбулентности сроки сдвигаются.
