Режиссер осязаемых метафор

Ушел из жизни литовский театральный режиссер Эймунтас Някрошюс, несколько дней оставалось до его 66-летия. В России режиссер был очень известен, так как учился в ГИТИСе у знаменитого педагога Андрея Гончарова, всегда приезжал на театральные фестивали в Москву и Санкт-Петербург со своими постановками, был самым «доступным» из европейских режиссеров для российских зрителей на раннем постсоветском пространстве, а главное – любил и умел ставить русскую классику. «Взрезал» ее холодным взглядом европейца с горячим сердцем («Борис Годунов», «Дядя Ваня», «Идиот» и др.). Работал с русскими актерами.

В конце 90-х Някрошюс создал свой театр Meno Fortas в Вильнюсе. Его творческий метод отличал синтез крепкой русской школы сценического реализма и мощь почти осязаемых художественных метафор, корнями уходящих к литовской национальной картине мира с ее любовью к естественным материям (земле, воде, воздуху), сумрачному свету. Актер в его театре существовал остро, гротесково, но критический разум всегда преобладал над свободным выплеском эмоций. Режиссерский взгляд Някрошюса на мир был скорее трагичен, поэтому в его репертуаре Камю (до недавнего времени в Театре Наций шел «Калигула» с Евгением Мироновым в главной роли), а также Кафка, Данте. Он поставил более 30 драматических и оперных спектаклей в Литве, России и Италии, в 1987 году был удостоен Государственной премии СССР, в 1999-м получил Госпремию России.

В последние годы Някрошюс традиционно приезжал в Москву на фестиваль «Сезон Станиславского», с фондом которого вообще плотно сотрудничал (в 2003 году с антрепризным составом он ставил «Вишневый сад» с Людмилой Максаковой). О показанных спектаклях «НГ» писала:

««Борис Годунов» в интерпретации Някрошюса – это не шекспировская трагедия волевой личности, одолеваемой муками совести и вины, это трагедия народа, что застывает в финале безмолвной толпой в деревянных башмаках-кандалах, попавшей меж жерновами истории, ставшей винтиками политической машины. Немой ужас в глазах от внезапного прозрения. Растерянности. Бессилия. Тяжести неверного выбора. Страха предстоящего».

«Его «Мастер голода» – это трагедия настоящего искусства (театра), живущего великой аскезой и мечтой об идеале, мучимого границами и пределами. Ему на смену приходит приземленное самодовольство, пышущее жизненной силой. Со свободой «в клыках» и радостью бытия от невежественного незнания высших устремлений (ее символом у Кафки становится пантера, которую запускают в цирковую клетку после незаметной кончины голодаря). // Наверное, самая мощная метафора-эпитафия материализуется на сцене, когда мастер голода – Виктория Куодите – любовно разбирает свои награды за голодательные подвиги – кубки, дипломы, трофеи. Все они принадлежат Meno Fortas и самому режиссеру, отчего их моментальное перевоплощение в надгробные памятники, среди которых актриса укладывается, как на кладбище, – горький личный взгляд в будущее. Хотя Куодите тут же закуривает и нервно стряхивает пепел в один из кубков. Едкая ирония не покидает Някрошюса и здесь».