Дарья Курдюкова.
Округлости Мура.
Фото автора
Заглавие гласит: «Генри Мур и классический канон современной скульптуры». Пластику, рисунки и даже гобелены, сотканные по его эскизам, привезли из Фонда Генри Мура, Британского музея и Британского совета, галереи Тейт и художественной галереи Лидса, а также из частных британских коллекций, в том числе из собрания дочери скульптора Мэри Мур. Получился вполне убедительный ответ на вопрос, почему Мур стал классиком и сполна компенсировал комплексы англичан, веками отстававших от континентальной скульптуры.
Полулежащие фигуры, визитная карточка Мура, походят на взбесившуюся ленту Мёбиуса. Но у них другой источник. Угадываются приметы женского тела, которые тут же перевоплощаются то ли в скалистый пейзаж, то ли в оплаканный дождем до полировки камень, то ли в кряжистый древесный ствол. Про скульптора вообще любят писать, будто берясь за работу, он глядел и не на модель вовсе, а на камень – что-то он поведает? Его работы – полный чувственности человеческий пейзаж, где намеки на женские формы остаются недосказанностью, часто трагической. То, что в России своего Мура нет, и то, что с недавних торгов Christie's за невиданные для его вещей 19 млн. фунтов ушла «Полулежащая фигура: Фестиваль», наверняка подогреет интерес к московской выставке.
Пожалуй, муровские работы могла бы поднять на щит партия «зеленых». В их рукотворной природности – «английскость» Мура, ведь его скульптурам впору украшать не только площади метрополий (как они и делают в Париже, Лондоне, Берлине или Нью-Йорке), но и английские пейзажные парки. Которые, как и его вещи, переносят снулого горожанина на лоно природы, не забывая, что ее «дикость» возделывали человеческие руки. При этом муровское искусство – продукт именно XX века, когда камень или бронза могут обрабатываться до нарочитой геометричности, когда из них вдруг лезут колючие шипы (как направленные друг в друга «Три острия») и когда они хотят стать тезками работ Ханса Арпа. Классическую ли, природную ли красоту в чистом виде XX век игнорировал. Изъеденный конфликтами, он перенес их в искусство – недаром Мур говорил, что «великое искусство несовершенно. Безупречное искусство меня не трогает».
Потому его скульптурам претит грациозность. Они стоят на земле твердо, как Стоунхендж, они подчеркнуто материальны, как древневосточная пластика, но модернизм приложил к ним трагическую мину – они испещрены пустотами и фрагментированы, как сознание современности. И если опирающаяся на локоть и «упирающаяся» в постамент ногами «Полулежащая фигура (Углы)» 1977-го отчасти напоминает микеланджеловскую «Ночь» с гробницы Медичи, беспомощность тела она утрирует еще больше – неудобным поворотом головы и напряжением плеча. Мур из классики ваял современность, современность же превратил в классику, как его коллеги по цеху. Ведь блокообразные фигуры Мура – соседи Бранкузи с его каменным «Поцелуем». А корежащиеся углами и петлями полулежащие живут через стенку с пикассовскими обнаженными и с манекенами Дали.
Скульптуры Мур «репетировал» в графических этюдах – идеях, усеянных тучей фигурок во всевозможных поворотах. А став во Вторую мировую официальным военным художником, рисовал прячущихся от бомбежек в лондонской подземке людей (в зале всего два листа из знаменитой серии, но получить представление можно). И у них с полулежащими скульптурами общий знаменатель.
Мур прошел обе мировые войны. В первую отравился во время газовой атаки в битве при Камбре: победив смерть, получил военную стипендию и тогда уж стал учиться на скульптора в Лидсе, а после в Лондонском Королевском колледже. Он отказывался от госнаград, был пацифистом и о военном опыте предпочитал не говорить даже в кругу семьи (так вспоминает его дочь Мэри, кстати, связанная с Россией, поскольку женой Мура была уроженка Киева Ирина Радецкая). Его зовут гуманистом, который в 1943-м принял церковный заказ на «Мадонну с младенцем» (ее модель привезли в Москву), чем отвратил от себя разгневанных сюрреалистов.
А конфликт, что Мур искал в искусстве, нагнетался стремлением вернуться к природе, к первозданной и универсальной форме, вызывающей бессознательный отклик. Поэтому его работы просятся на пленэр. Часть скульптур и думали установить в Тайницском саду, но в итоге только «Семейную группу» оставили возле Одностолпной палаты Патриаршего дворца. И все-таки скульптурам Мура нужен воздух: в их лакунах должен просматриваться пейзаж, натянутые на них веревочки-струны должен трепать ветер. Это возможность ответа природы на заданный Муром вопрос.
