Иван Чувиляев
Молодой средней руки виолончелист Кобаяси (Масахиро Мотоки) играет в таком же среднем руки оркестре, который исполняет в пустых филармонических залах стандарты классической музыки. Оркестр, естественно, давно уже банкрот, и его распускают. Ни работы, ни перспектив для молодого таланта нет, все деньги ушли на покупку роскошного инструмента, и Кобаяси с красивой молодой женой ничего не остается, кроме как уехать на родину – в тихий маленький городок и попробовать начать там новую жизнь. Но, по иронии судьбы, новая жизнь эта оказывается очень тесно связана с чужими смертями. На радостях, увидев объявление о непыльной работке, за которую очень щедро платят, Кобаяси, не вдаваясь в подробности, на нее устраивается. А выясняется, что предстоит ему обмывать и готовить к погребению трупы.
Естественно, лучшее, что есть в «Ушедших», – вовсе не «Оскар» за лучший иностранный фильм (кого это, скажите, украшало?) Лучшее – сам Тахито, безусловно талантливый режиссер. Если мы слышим его фамилию в последний раз – это будет невосполнимая потеря не для чисто фестивального сегмента мирового кинопроцесса под названием «восточное кино». Скорее, для всего мирового кинематографа. Потому что фигур, производящих не продукцию на импорт, а самобытные фильмы, и в Японии, и в Корее, и в Гонконге – с гулькин нос. Тахито же – именно такой. Он не кокетничает и не заигрывает с Жилем Жакобом, не напрашивается в программу Берлина, не снимает «остросоциальные ленты о тяжкой жизни человека на Востоке», не хвастается, наконец, загадочной японской душой. Как ни банально звучит, он просто снимает кино, хотя и очень европейское по своей натуре.
Если жанр «Ушедших» как-то и определять, то это, как ни странным может показаться, комедия. Крайне меланхоличная и мрачная. Ближайшие родственники Тахито – Каурисмяки и Иоселиани. У него – та же интонация, ироничная и печальная, те же герои – милые и обаятельные обыватели. Но как этот жанр и этот режиссерский почерк ложится на сюжет – отдельный трюк. Попади сценарий о музыканте, который становится погребальных дел мастером, в руки любого другого режиссера – получилась бы отвратительная сопливая мелодрама, зацикленная на родстве музыки и смерти. Тахито же наделяет траурную тему совершенно ей не свойственной черной иронией, причем с первого момента фильма. В прологе прощание с прекрасной девушкой, снятое безумно красиво и торжественно, вдруг переворачивается с ног на голову. Трагедия становится фарсом, когда распорядители похорон обнаруживают, что покойная – вовсе не девушка, а гермафродит. Но это – единственная чисто фарсовая вольность, которую себе Тахито позволяет. В остальном же он придерживается либо печально-ироничного, почти данелиевского тона (герой интеллигент-неудачник, обманывающий жену – ничего не напоминает?), либо его юмор находится в той сфере, где уже не знаешь – смеяться или плакать. Герой приходит на первое «дело» – забирать из грязного жилища тело старухи, пролежавшее среди стухшей еды и тараканов несколько суток. И его, естественно, начинает тошнить. Ничего не поделаешь – утонченная натура.
При этом чем «Ушедшие» действительно цепляют – так это абсолютной самурайской стойкостью и скупостью средств. Тахито умудряется, выбрав ироничную интонацию, снимать предельно отстраненно, но в то же время любуясь каждым кадром. Это, если угодно, эстетизированный и «истернизированный» наш соотечественник Борис Хлебников. Та же серьезность под маской иронии. Тахино снимает соблюдая скульптурность поз, но не делая героев скульптурами. Иронично, но не становясь пересмешником. За такую выдержанность интонации и идеальное чувство формы, к этой интонации подходящей, видимо, теперь «Оскара» и дают.
