Хорошего много бывает

Нью-йоркские танцовщики обнажили перед российским зрителем загадочную американскую душу.

Нью-Йорк - квинтэссенция Америки. По крайней мере так считают сами ньюйоркцы. Гордясь тем, что их родной город - Мекка народов и культур, они не меньше гордятся своим "американизмом". В Штатах вообще умеют сделать так, что одно органически вытекает из другого. Можно ругать тамошних танцовщиков за почти детскую непосредственность, с которой они адаптируют рафинированный европейский балет к своему улыбчивому динамизму. Но нельзя не восхититься умением, с каким примы-балерины и премьеры демонстрируют публике чувство глубокого удовлетворения от отлично сделанной работы. Как достигнуть такой органической гордости (не скучной актерской фанаберии "я всегда гений", а заслуженной трудовой радости профессионала) - многим нашим исполнителям стоило бы поучиться...

Гала-концерт в Большом театре ознакомил российскую публику с полувековой историей заокеанского классического танца и модерн-данса. Организаторы гастролей сняли сливки сразу с трех знаменитых нью-йоркских компаний: "Американского Театра балета" (АВТ), "Нью-Йорк Сити балет" (NYCB) и танцевальной компании Элвина Эйли. Учитывая отбор солистов на высшем уровне, название "Бриллианты американского балета" можно не считать претенциозным. Да и принцип показа хорош: дать сгусток "местного колорита", показать лучшие труппы, исполняющие прежде всего "best of the best" в национальной хореографии, но и "зачитывающие" избранные места из хореографии европейской. Самим американцам московский концерт дал возможность забыть на время о конкуренции компаний и, соревнуясь между собой в мастерстве, одновременно предстать в России танцевальной сборной командой США.

Американский балет до сих пор опирается на двух "китов", с которых, собственно, он и начался. Это великие хореографы - уроженец России Джордж Баланчин ("мистер Би", как его называли в Штатах) и Джером Роббинс (все знают его фильм "Вестсайдская история"). Нам в Москве сделали реверанс Чайковским (его знаменитое баланчинское "па-де-де"), но - знай наших! - привезли самые суперамериканские по духу и букве балеты Баланчина: фрагмент из шутливого патриотического опуса "Звезды и полосы", в котором воспета экзотика Дальнего Запада, и хвалебную песнь мегаполису - шесть из пятнадцати номеров балета "Не все ли равно?". Глядя на стремительно-кокетливую Палому Эррера в миниатюре "Лестница в рай", при развитом воображении можно было принять ее пуанты (это был не танец на пальцах, а грандиозная пуантная симфония) за туфли на высоченных шпильках, которые с шиком впечатывает в асфальт городская модница...

Каждый номер концерта хочется подробно разбирать, но придется излагать сюжет вечера телеграфным стилем, иначе статья растянется до бесконечности. Бесшумный прыжок до небес и волшебная координация Итана Стифела (АВТ), штопорные вращения Дэмиана Вотцела (NYCB) - это балет Роббинса, с его классической стилизацией восточноевропейских танцев на музыку Шопена. "Увядающие листья" британца Энтони Тюдора - отголоски чего-то былого в элегической транскрипции Аманды Маккероу (в Москве ее знают с 1981 года, когда Аманда взяла золотую медаль на международном конкурсе артистов балета). Угловатые преломления классической техники и ее тесная дружба с повседневными, почти бытовыми движениями - это виртуознейшая Венди Виллан, танцующая балеты маститого Уильяма Форсайта ("Херман-Шмерман") и молодого, да раннего Кристофера Уилдона ("Литургия" на музыку Арво Пярта). И не забыть про техасца Элвина Эйли, которого в США тоже почитают классиком. Потомок рабов, выросший в баптистской семье, он случайно увидел балет (кстати, это была русская эмигрантская труппа), заболел танцем, стал хореографом и основал негритянскую труппу в конце пятидесятых. Через полвека на концерте в Москве солист труппы Мэтью Рашинг рвал сердце на части под душераздирающие звуки спиричуэлс. Его образцовый, спортивный и музыкальный одновременно, модерн-данс в "Грешнике" (соло из балета "Откровения") - выходная ария из все той же оперы под названием "американское по форме и общечеловеческое по содержанию". Рашинг вырвался к чувству вдохновенного переживания жизни, нащупав нерв хореографии Эйли - смесь былой неистовой религиозности афроамериканцев, метафорического порыва к свободе и бессознательной витальности, присущей всякой живой твари.

...Нью-йоркские танцовщики обнажили перед российским зрителем загадочную американскую душу. Обозреватель "НГ" уверен, что никто в зрительном зале, начиная от сидевшего в царской ложе Александра Волошина и до завсегдатая галерки, не пожалел, что в этот вечер пришел на танцы в театр.