Екатерина Сальникова ФИЛЬМ "Праздник" Гарика Сукачева по сценарию, написанному им совместно с Иваном Охлобыстиным, посвящен последнему дню деревенской семьи перед началом Великой Отечественной войны. Ввиду серьезности и драматизма темы особенно очевидно, как лихо наше искусство за последнее время поднаторело в китче. После сладчайшей и примитивнейшей частной жизни в "Свадьбе", "Рождественской мистерии", "Приходи на меня посмотреть" и прочем светлом кино наших дней┘ После приторнейших "Президента и его внучки"┘ После идеального святого семейства "Романовы. Венценосная семья"┘ После всего этого закономерно появление фильма, который в манере открыточной красивости и бесконфликтности осваивает еще и военный сюжет.
Жизнь простых честных колхозников вводит в состояние шока и скуки одновременно. Счастливая семья, любящие друг друга папа и мама (Александр Балуев и Ксения Качалина), веселая дочка Настенька (Маша Оамер), добрые соседи и родственники. Никакого начальства. Никакого быта. Никаких проблем. Не то что давления - хотя бы присутствия советского государства и то совершенно не ощущается. В деревне Гарика Сукачева нет ничего и никого, напоминающего, что были раскулачивание и разруха, коллективизация и 1937 год, что где-то есть коммунистическая партия и коммунистические чиновники. Перед нами пастораль свободных отдыхающих тружеников, всецело довольных своим житьем-бытьем. И это насквозь искусственное зрелище продолжается около часа. Уже через двадцать минут кинокомедии периода соцреализма вспоминаются как апофеоз драматизма и жизненной достоверности, а главное - артистизма, которого так недостает всем персонажам "Праздника".
А тем временем пляшут под баян и водят хороводы парни и девки, образуя симметричные мизансцены. Упоительно заполняет собой пустоту картины музыка Петра Тодоровского. Оператор Алексей Сеченов изобретает все новые и новые умопомрачительные ракурсы. Просторы средней полосы предстают верированными, окрашенными в шоколадно-сливочные оттенки. Все зрелище напоминает то ли клип в немыслимом стиле "Russian country", то ли рекламу шоколадных конфет. Невольной издевкой в этом контексте смотрится эпизод, когда немецкий солдат пробует наладить контакт с русским мальчишкой и норовит всучить ему шоколадку.
На рекламу советской страны и советского народа фильм уже не тянет, несмотря на всю дружбу хорошего с лучшим в каждом кадре. Вот Сергей Баталов под видом колхозника на элеваторе изображает придурковатого клоуна из какого-то постсоветского балагана - такими представляют советских людей в фарсовых западных сериалах. Вот отец жениха и дедушка невесты нарочито многозначительно балагурят про международную обстановку: "В Африке опять неспокойно". - "Я так и думал".
Охлобыстин и Сукачев изо всех сил пытаются притвориться, что любят советский народ. Но то и дело в репликах и в построении эпизодов прорывается непреодоленная брезгливость и снисходительность к простым людям как к убогим недоумкам.
Когда же в героях прорывается нечто человеческое, по иронии судьбы оказывается, что это тем более не вяжется с эпохой начала 40-х годов. Юродство, поддержанное сценарием и режиссурой, дополняется спонтанным маскарадом. Стильная Ксения Качалина ничем не напоминает деревенскую женщину. Настенька, похожая на ангелочка с витрины западного сувенирного магазина, ведет себя не по-советски раскрепощенно и не по-советски женственно. Неуместно эротическое настроение навевает игрушка, которую дарят будущей нимфетке на день рожденья - зайчик удивительно смахивает на ушастую фигурку, служащую фирменным знаком журнала "Playboy".
Александр Балуев в главной роли мог бы стать находкой, спасающей картину. В нем есть суровая природная властность "настоящего мужика" и действенная энергия человека, созданного для экстремальных ситуаций. Однако для "Праздника" свойства Александра Балуева оказались совершенно излишними. Ведь в его лице создатели фильма попытались изобразить советский народ глубоко антигероично - как слабую пассивную жертву вероломной агрессии. Ничего более неестественного для Балуева придумать невозможно. Ему трудно уверить зрителя, что его герой не умеет носить армейскую форму - мундир сидит на крепкой фигуре героя, как влитой. Еще сложнее актеру изобразить растерянность. Цепкий взгляд выдает человека, привыкшего всегда следить за развитием событий и не выпускать ситуацию из-под контроля. Жесткая складка тонких губ подчеркивает независимость человека, любящего быстро и самостоятельно принимать все решения.
Но вот колхозника и новоиспеченного ополченца, спешащего спасти семью от надвигающихся фашистов, настигают гитлеровские солдаты, которых направляет их русский приспешник (самая примитивная роль Михаила Ефремова). Герой судорожно и неумело (тут Балуев сильно переигрывает) спешит зарядить пистолет. Подоспевшие фашисты разоружают героя, заводят его с женой в речку. Туда же отправляют и дочку, которая до последнего возится с божьей коровкой, выказывая совершенно неправдоподобную безмозглость - все для пущего эффекта невинности┘ Вместо расстрела наступает конец фильма.
Исходя из светлого образа советского народа, по Гарику Сукачеву, непонятно самое главное - как же наша страна умудрилась победить немецкую армию. Режиссер показал русских людей накануне войны как маленьких, беспомощных, неприспособленных к экстремальности и борьбе, не готовых к подвигам, не гораздых даже почувствовать настоящую ненависть к врагу. Они не думают о стране - они не видят мира дальше околицы. С таким настроением Советская Армия никогда бы не дошла до Берлина. Советские люди у Гарика Сукачева могут вызвать только жалость. Под видом стильного неопатриотизма скрывается небрежение и пафос развенчания нации победителей во Второй мировой войне.
Показательно, что себе Гарик Сукачев приберег роль немецкого воина. Он спокойно сидит на траве у реки. Он ждет, когда один русский, "удобный", сам расправится с неудобными русскими. У фашиста в исполнении Сукачева умное и спокойное лицо человека, ощущающего собственное превосходство. В каком-то смысле очень совпадает с режиссерской позицией Сукачева, снявшего фильм не про свой народ и не про свою историю, но про тот народ и про ту, того народа, историю. Ко всему этому Гарик Сукачев не причастен. Он пришел в кинематограф как хозяин новой жизни, он сильнее тех советских граждан. В общем, пришла высшая раса - и все расставила по своим местам.
