Артур Блинов. Директор Департамента Северной Америки, член коллегии МИД РФ Игорь Неверов комментирует для «НГ» нынешнее состояние российско-американских отношений, проблематику разоружения, дискуссию Москвы и Вашингтона по ПРО, режиму торговли и международным проблемам.
– Игорь Святославович, насколько термин «стратегическое партнерство» отражает нынешнее состояние отношений между Россией и США, отмеченных, как мы знаем, серьезными противоречиями?
– Отношения между Россией и США – это процесс в развитии. Соответственно применительно к ним и сам термин «стратегическое партнерство» не может быть застывшим понятием. Правомерно сказать, что продолжается процесс построения стратегического партнерства. То, что отношения между Россией и США носят стратегический характер, по-моему, бесспорно. Они не сводятся сугубо к двусторонним связям, а затрагивают практически все проблемы международных отношений и стратегической безопасности. Надо отметить, что за период «параллельных» президентств Владимира Путина и Джорджа Буша было сделано немало в деле построения отношений стратегического партнерства.
Я думаю, что к этому определению надо добавить термины, расшифровывающие его содержание. О стратегическом характере я уже сказал. Партнерство же видится нам как равноправное взаимодействие, основанное на определенных принципах отношений. Это прежде всего предсказуемость, транспарентность, недопущение сюрпризов и учет интересов друг друга. Именно при соблюдении этих принципов отношения приобретают подлинно партнерский характер.
Мы стараемся следовать этим принципам при налаживании взаимодействия с США практически во всех областях. Партнерство между Россией и США включает такие сферы, как борьба с новыми угрозами и вызовами, нераспространение, урегулирование конфликтов. Это все примеры реального партнерского взаимодействия. В то же время надо признать тот факт, что наши отношения отмечены не только сотрудничеством, но и противоречиями. Это комплексные, сложные отношения, вбирающие в себя многие мировые проблемы и трудные вопросы. Над ними приходится работать совместно, ведя поиск коллективных ответов на возникающие вызовы. Зато когда удается достичь консенсуса с Соединенными Штатами, это становится весомым вкладом в достижение многостороннего согласия.
Хочу сослаться на сочинскую «Декларацию о стратегических рамках российско-американских отношений», принятую на саммите 6 апреля. В преамбуле к ней говорится, что мы переводим российско-американские отношения из состояния стратегического соперничества в стратегическое партнерство и намерены сотрудничать в интересах укрепления безопасности и стабильности в мире. Эта декларация как бы подводит итог взаимодействия между Россией и США в период президентских сроков Владимира Путина и Джорджа Буша. Документ содержит честную и неприукрашенную оценку состояния наших отношений на данном этапе. Отражает области сотрудничества, но в то же время названы и те сферы, где наши подходы отмечены серьезными разногласиями.
– Российско-американский саммит в Сочи принес надежду на достижение целого ряда договоренностей. В первую очередь это заключение нового договора по стратегическим вооружениям в продолжение завершающего свое действие Договора СНВ (СНВ-1). Есть ли возможность завершить работу над ним к концу 2009 года, когда завершается договор СНВ? Не помешает ли этому тот факт, что в американском Белом доме в это время уже будет новый хозяин?
– На саммите в Сочи рассматривались вопросы безопасности, в том числе связанные с Договором СНВ и американской противоракетной обороной. Вопросы безопасности вообще сейчас находятся в числе приоритетов повестки дня нашей работы с США. Это связано с самой логикой наших отношений, обусловлено объективными причинами. Для нас ключевая задача – не допустить нарушения стратегического баланса. Мы исходим из того, что на него влияют многие факторы. В их числе планы США по развертыванию глобальной противоракетной обороны и такое грядущее событие, как истечение срока действия Договора о сокращении стратегических наступательных вооружений (СНВ).
Эти темы – предмет диалога с американцами. Существуют определенные механизмы для его ведения, но тема настолько серьезна, что обсуждается и на высшем уровне. Если говорить о Договоре СНВ, то вопрос его замены на новый был поднят в ходе встречи на высшем уровне, прошедшей в начале июля прошлого года в Кеннебанкпорте, и на последнем саммите в Сочи. Идут и консультации на экспертном уровне. Есть общее понимание, что из Договора СНВ надо взять то полезное, что там заключено. Теперь сторонам предстоит решить, что именно сохраняет свою полезность и должно продолжать действовать.
У нас есть совершенно определенная позиция в этом вопросе. Мы считаем, что многие элементы договора являются актуальными и полезными и останутся таковыми в будущем. В качестве примера сошлюсь на ограничения на носители стратегического оружия и на базирование СНВ за пределами национальных территорий, а также режим мер доверия, транспарентности, верификации. Короче говоря, на экспертном уровне предстоит определить, что надо сохранить из завершающего свое действие договора.
Что касается подхода Вашингтона, то я назвал бы его упрощенческим. Американские партнеры предлагают в основном сосредоточиться на мерах транспарентности и доверия. Они за то, чтобы новые договоренности основывались на подходах Договора о сокращении стратегических наступательных потенциалов (СНП) – московского Договора 2002 года.
Говоря о Договоре СНП, надо только иметь в виду, что он будет действовать до 2012 года. При этом предусмотренные им сокращения стратегических ядерных боезарядов, весьма по масштабам радикальные, должны быть завершены только к этому конечному сроку. Поэтому здесь спешки нет. В то же время, когда заключался московский Договор 2002 года, он концептуально исходил из того, что действуют определенные ограничения Договора СНВ.
На данный момент позиции сторон разнятся, но мы придерживаемся такого принципа: не нужны договоренности сугубо ради договоренности, необходимы качественные договоренности, которые реально вносили бы вклад в дальнейшее укрепление стратегической стабильности. Это особенно важно на фоне воздействия на стратегический баланс, которое будет оказывать развертывание Соединенными Штатами в Европе элементов глобальной противоракетной обороны.
Помешает ли достижению договоренности тот факт, что предстоит смена администрации США и в январе вступит в должность новый президент США? На мой взгляд, весьма вероятна некая пауза в переговорах. Как показывает опыт, практически всегда новая американская администрация, придя к власти, берет аналитическую паузу на проведение стратегического обзора. Поэтому мы готовы интенсивно и быстро работать над новым соглашением именно сейчас, но, повторю, главное – его значимый «контент».
В целом же, как мы считаем, консультации по проблематике Договора СНВ важны для обеих стран. Это понимают и наши партнеры. Мы надеемся, что независимо от каких-либо внутриполитических перемен в США нам удастся выйти на новые договоренности до истечения Договора СНВ, то есть до конца 2009 года.
– Бывший посол США в Москве Уильям Бернс заявил нашей газете, что договоренность между Москвой и Вашингтоном по проблеме ПРО возможна. Каков ваш прогноз?
– Проблематика ПРО – это действительно сложный вопрос в наших отношениях. Или, как говорят, проблемный вопрос, требующий интенсивных консультаций. Они идут. Пока трудно предсказать, возможна ли договоренность между Россией и США по этому вопросу. Известны наши предложения о создании коллективной системы отпора возможным ракетным угрозам, коллективной системы мониторинга. Ее главная особенность: упор на то, что все должно делаться с самого начала совместно, начиная от анализа угроз и выработки каких-то ответов на них до совместного принятия решений. Это тот комплекс предложений, который сделан Владимиром Путиным на встречах с Джорджем Бушем в Хайлигендамме, а затем в Кеннебанкпорте. Эти предложения остаются в силе, и они представляют собой альтернативу американским планам развертывания элементов стратегической ПРО в Чешской Республике и Польше.
Наши американские партнеры склонны представлять итоги обсуждения этого вопроса в Сочи, отраженные в совместной декларации, как чуть ли не свидетельство согласия России с планами создания ПРО. Однако это неправильная и необъективная интерпретация. В действительности четко и точно в сочинской декларации зафиксировано российское несогласие с американскими планами размещения элементов ПРО в Чехии и Польше и сообщается, что у нас есть альтернативное предложение.
Американцы предложили определенные меры, которые, с их точки зрения, позволят нам убедиться в том, что создаваемая ими в Европе система ПРО не направлена против России. Подчеркну, это была инициатива США. Американцы сами назвали их, признав тем самым, что наши озабоченности по поводу третьего позиционного района ПРО обоснованны. Эти меры обсуждаются, однако пока даже нет ясности, что же нам предлагается – не в принципиальном, а в конкретном плане. Соответственно неясно, как на этой основе договариваться.
Мы считаем, что меры подобной направленности должны быть согласованы с нами и не сводиться лишь к тому, что мы видим сейчас на столе переговоров с американской стороны. Не исключено, что и у нас могут быть кое-какие идеи. Более того, некоторые элементы, о которых уже открыто говорилось в прессе, например, касающиеся возможности постоянного присутствия наших офицеров на американских объектах в Чехии и Польше, ныне уже в определенной степени отрабатываются назад. Американские переговорщики предлагали нам «присутствие», но теперь говорят о том, что мы должны об этом договариваться еще и с польской и чешской сторонами, у которых на этот счет своя точка зрения. С нашей стороны не раз подчеркивалось, что постоянное присутствие на этих объектах наших наблюдателей необходимо, поскольку действительно поможет нам удостовериться, что эти объекты не работают по России. Так или иначе, предложения США в том виде, как они сейчас звучат, являются неполными и недостаточными, то есть не отвечают критериям, которые мы ставим. Это проявилось и на последнем раунде консультаций, состоявшемся в Осло на позапрошлой неделе. На них российскую делегацию возглавлял замминистра иностранных дел РФ Сергей Кисляк, а американскую – заместитель госсекретаря Джон Руд. С нашей стороны по американским предложениям было поставлено много вопросов, на которые пока не удается получить каких-либо развернутых, значимых ответов.
– Как минимум три последних президента США обещали отменить поправку Джексона–Вэника и предоставить России нормальный торговый режим, но так и не сделали этого. Просматривается ли возможность ее отмены в ближайшем будущем?
– Конечно, весьма важно добиться полной, окончательной и безусловной отмены этой поправки и предоставления России статуса нормального торгового партнера. Это послужило бы положительным сигналом бизнесу. Это вообще важный вопрос по своему существу. Ведь с нашим вступлением в ВТО, если поправка будет оставаться в силе, то американский бизнес не сможет в полной мере воспользоваться теми преимуществами, которые принесет этот наш шаг. Возникает законодательная и практическая коллизия.
Поправка Джексона–Вэника – откровенный пережиток прошлого. Это признают даже сами ее разработчики, которые все еще здравствуют в США. В то же время мы видим почти инстинктивное стремление держаться за эту поправку – не со стороны администрации, а со стороны определенных политических сил, в том числе на Капитолийском холме, как бы на всякий случай – для всяких увязок и разменов. С чем только не увязывали отмену поправки Джексона–Вэника, включая куриные окорочка, но только не с тем вопросом, который, собственно, и вызвал ее к жизни. Сейчас, когда с Израилем у нас скоро будет безвизовый въезд, сам текст поправки выглядит абсурдным.
Но мы действительно надеемся, что перспектива отмены поправки Джексона–Вэника есть, и администрация США поработает в этом направлении с Конгрессом еще до окончания срока ее полномочий. Рассчитываем при этом, что американский бизнес, заинтересованный в нормальных торговых отношениях с Россией, поддержит это требование.
– Как вы оцениваете состояние российско-американского взаимодействия по таким проблемам, как Ближний Восток, Иран, Афганистан, Северная Корея?
– Здесь достаточно много позитива. В качестве примеров могу назвать коллегиальную работу в рамках имеющегося механизма по урегулированию ближневосточного конфликта, по Афганистану, по урегулированию ядерной проблемы Корейского полуострова. Как бы ни были трудны эти проблемы, прогресс есть тогда, когда мы плотно сотрудничаем. Мы активно взаимодействуем и по вопросу об иранской ядерной программе. Здесь наши цели совпадают в том, что надо добиться урегулирования проблемы дипломатическим путем. Не всегда мы согласны по вопросам тактики действий, но важно, что вместе с США мы сотрудничаем в коллективном формате «шестерки».
Что касается России, то она стремится играть в механизме дипломатического урегулирования конструктивную роль и прилагает усилия к тому, чтобы выработать сбалансированные, выверенные решения, которые и позволили бы продвинуть дипломатическое урегулирование.
В Сочинской декларации позитивно оценено решение Москвы поставить ядерное топливо для АЭС в Бушере и обеспечить возврат, когда оно станет отработавшим. Это даст Ирану возможность обладать гражданским энергетическим атомным потенциалом без необходимости создавать собственные мощности по обогащению урана.
Я бы отметил также важность нашего взаимодействия в сфере борьбы с терроризмом. Как вы знаете, уже многие годы действует российско-американская группа по борьбе с терроризмом, которая, правда, по различным причинам некоторое время не собиралась. Это уникальный механизм, объединяющий представителей всех ведомств с обеих сторон, задействованных в борьбе с террором. В следующем месяце в Москве состоится новое заседание этой группы.
И, конечно, яркий пример совместного лидерства России и США в решении острых проблем современности – это Глобальная инициатива по борьбе с актами ядерного терроризма, которая была запущена президентами Путиным и Бушем в 2006 году и с тех пор разрослась до действительно глобальных масштабов. Под российским и американским фактическим сопредседательством уже объединились около 70 государств в реализации конкретной программы работы, направленной на укрепление индивидуальных и коллективных возможностей по предотвращению доступа террористов к ядерным материалам. Вот хорошая модель того, как надо выстраивать взаимодействие, когда есть согласие не только по целям и задачам, но и по практическим шагам.
