Артур Блинов.
Пилотируемые космические полеты Китая начались при содействии России.
Фото Reuters
Поднять уровень жизни китайского населения до «средней зажиточности» в условиях мира – таковы официально объявленные цели руководства КНР на период до середины текущего столетия. Этим задачам подчинены не только внутренняя политика и хозяйственная деятельность самой населенной страны мира, но и ее внешнеполитический курс, дипломатия.
Письмо четырех маршалов
Специалисты по Китаю часто усматривают корни внешней политики и дипломатии Пекина не столько в официальной идеологии – марксизме и «идеях» Мао Цзэдуна и Дэн Сяопина, сколько в рецептах стратегов древности. В подтверждение ссылаются на присущие шагам Пекина на мировой арене поэтапность и ориентированность на конечную цель, что является наиболее характерным из поучений авторитетов прошлого. Впрочем, повод для таких сопоставлений дают и сами авторы китайской внешней политики.
На рецептах одного из самых успешных полководцев древности Чжугэ Ляна базируется один из важнейших документов китайского руководства в области внешней политики – относящаяся к 1969 году докладная записка в адрес ЦК КПК четырех наиболее влиятельных военных деятелей той поры Чэнь И, Е Цзяньина, Сюй Сянцяня и Не Жунчжена. «Записка четырех маршалов»», как ее еще называют, до сих пор считается секретным документом, однако ее основные идеи нашли свой путь в китайские научные публикации.
Маршалы выступили в критический для Китая момент почти тотальной изоляции. К этому моменту уже был пройден немалый путь от выдвинутого Мао Цзэдуном при возникновении КНР призыва «прислониться к одной стороне», то есть к Москве, до крайне обострившейся конфронтации с ней же. В 1969 году произошли кровопролитные пограничные инциденты на о. Даманский (по китайски – Чжэньбаодао) и у Жаланашколя, и по их следам в Пекине был издан знаменитый «приказ №1» о мероприятиях по подготовке к крупномасштабной войне c CCCР, включая передислокацию военных предприятий в глубь страны, эвакуацию из Пекина части госруководителей и важнейших преступников.
Четыре маршала напомнили в своей записке, что военный стратег эпохи «Трех царств» Чжугэ Лян добился успеха после того, как создал союз двух слабых княжеств против третьего, наиболее задиристого. Аналогичным образом, считали маршалы, Пекин должен пойти на сотрудничество с Вашингтоном в интересах противодействия досаждающей обеим странам Москве.
На написание записки ее авторов подтолкнул тогдашний премьер Госсовета КНР Чжоу Эньлай. Позиция Чжоу Эньлая и четырех маршалов была поддержана Мао Цзэдуном и на годы вперед определила внешнюю политику КНР. У этого курса были и противники, прежде всего самый талантливый из маршалов – Линь Бяо. Несмотря на свой титул преемника Мао, Линь вынужден был бежать и погиб, когда самолет упал в Монголии. Еще один маршал – Пэн Дэхуай был в тот же период был эвакуирован из Пекина в соответствии с «приказом №1» как один из главных государственных преступников (ему в числе прочего инкриминировали просоветские настроения).
От игр в «треугольники» к экономической дипломатии
Даже приход к власти Дэн Сяопина с его курсом на экономические реформы поначалу не привел к отказу от рецептов Чжугэ Ляна и Чжоу Эньлая. По крайней мере по той же формуле «враг моего врага – мне друг» Пекин вступил в коалицию стран, неофициально участвовавших в войне в Афганистане, предоставляя помощь моджахедам (и тем самым внес свой вклад в произошедшую в конечном счете дезинтеграцию первого в мире социалистического государства?). И все же динамика реформ потребовала переключения внимания с внешнеполитических маневров на развитие экономических и иных связей с внешним миром, сначала преимущественно с Западом, а затем и с Москвой. Инициатива этих шагов принадлежит Дэн Сяопину.
Нельзя сказать, что с уходом в небытие «треугольника» Вашингтон–Москва–Пекин в китайской столице полностью забыты рецепты Чжугэ Ляна, но их значение стало терять смысл. Были и другие обращения к рецептам прошлого. Например, поначалу кое-кто из идеологов реформ в оправдание курса на развитие связей с Западом позаимствовал из советской лексики 20–30-х годов термин «передышка», но затем от этого слова с его намеком на тактическую хитрость отказались. Новыми ориентирами Пекина стали многополярность и глобализация, главным содержанием его политики – курс на активное использование внешних факторов для развития страны.
Три года назад на внешнеполитическом семинаре в Пекине ведущий китайский докладчик подчеркивал, что для КНР главные заботы лежат в ближнем окружении, а глобальные дела его интересуют, мол, постольку поскольку. Именно на ближнее окружение Пекин рассчитывает опереться, подчеркивал оратор. На Западе это Россия и созданная с ее участием Шанхайская организация сотрудничества (ШОС), на востоке, точнее, юго-востоке, – планируемая зона свободной торговли с участием стран АСЕАН, самый большой по численности населения экономический блок в мире.
Эта оценка оправдалась в том, что на этих двух направлениях действительно Пекин был весьма активен. Ныне стратегическому партнерству между Россией и Китаем уже не мешает существовавшая десятилетия пограничная проблема, подписан Договор о дружбе. Урегулированы и другие участки бывшей советско-китайской границы – рубежи Китая с Казахстаном, Киргизией и Таджикистаном. Китай нормализовал отношения с Вьетнамом, сумел приглушить споры по территориальным проблемам с рядом стран ЮВА.
Ко всему этому добавились новые направления дипломатической активности Пекина. Наиболее заметное – с Индией. Пекин и Дели не только пытаются урегулировать пограничную проблему, но и находят общий язык по многим международным проблемам. Есть и направление растущих трений – японское. Китайско-японский спор по поводу оценок Второй мировой войны многие эксперты рассматривают как проявление соперничества между двумя экономическими гигантами Азии – новым и старым.
Что касается тезиса о недостаточном внимании Пекина к глобальным проблемам, то он уже окончательно устарел. «Международная активность Китая выросла буквально на глазах» – таково было одно из главных откровений Сергея Лаврова, которым он поделился с журналистами, когда оставил пост представителя РФ при ООН и стал министром. Однако наблюдатели отмечают и другое: было довольно много случаев, когда китайские дипломаты старательно избегали конфликтных ситуаций, если они непосредственно не затрагивали интересов КНР. Проявления такого подхода имели место даже в дискуссиях в Совете Безопасности ООН по Ираку в начале 2003 года. Тогда Пекин выступал совместно с Москвой, Парижем и Берлином, но как бы держался на полшага позади. В итоге всеобщее внимание сфокусировалось на противостоянии «тройки» и США, хотя правильнее было бы говорить о «четверке».
Ныне, похоже, Пекин расстался с таким подходом и в процессе обсуждения реформы ООН по настойчивости почти не уступает Вашингтону. Именно китайцы первыми потребовали отложить до лучших времен (до достижения «единого понимания») спорный вопрос о реорганизации Совета Безопасности, они высказались в пользу предоставления Индии статуса постоянного члена СБ и за отказ в этом Японии, а также напомнили, что следующим генеральным секретарем ООН должен стать представитель Азии.
Еще больше выросла роль экономической дипломатии Пекина. Это объяснимо: в стремительном росте китайской экономики ключевую роль сыграли иностранные капиталовложения и выход на внешние рынки. Если по размерам ВВП Китай на шестом месте в мире, то по внешнеторговому обороту – уже на третьем. С присоединением КНР к Всемирной торговой организации в 2000 году китайцы еще больше поверили, что именно процесс глобализации открывает перед ними «стратегическую возможность» выйти в ряды развитых стран мира, обеспечивает доступ к необходимым энергетическим ресурсам и сырью.
Пекин установил продуктивный диалог с Европейским союзом и АСЕАН, активно участвует в работе Азиатско-Тихоокеанского экономического совета, китайские делегации – ныне частые гости на всех континентах. Острая потребность в нефти и газе заставляет Пекин наступать на пятки западным странам даже в их заповедных районах, например в Латинской Америке, или обзаводиться партнерами, к которым на Западе немало вопросов. Это в первую очередь Иран и Судан.
Стратегический пинг-понг между Пекином и Вашингтоном
Нынешний год – год активного стратегического диалога между Пекином и Вашингтоном. Он ведется на всех уровнях и во всех возможных формах – в виде встреч между лидерами (встреча в сентябре в Нью-Йорке между президентом США Джорджем Бушем и председателем КНР Ху Цзиньтао, а также предстоящий во второй половине ноября визит Буша в Пекин), визитов высокопоставленных лиц и, наконец, публичных выступлений и других объяснений через СМИ. Обмен оценками, идеями и упреками носит настолько интенсивный характер, что вновь приходит в голову сравнение китайско-американской дипломатии с игрой в пинг-понг.
С американской стороны наиболее сильный мяч послал министр обороны Дональд Рамсфелд. В выступлении 4 июня с.г. на конференции в Сингапуре по вопросам безопасности в Юго-Восточной Азии он громогласно задался вопросом: «Учитывая, что Китаю никто не угрожает, уместно спросить: зачем ему нужен такой рост военных расходов?» Шеф Пентагона явно пытался представить своим слушателям Китай в качестве источника военной угрозы для региона. Это вызвало резкие протесты со стороны Пекина, попутно напомнившего о соотношении военных бюджетов США и КНР (77: 1). На прошлой неделе Рамсфелд уже объяснялся на эту тему в Пекине, куда он совершил свой первый за эти годы визит. Однако общего языка на эту тему не нашли.
Пентагон, оказывается, не только стращает других китайской угрозой, но и действует – усиливает свою военную группировку на Тихом океане. На Гуам переброшена эскадрилья самых эффективных в американской авиации бомбардировщиков В-2. «В ответ на рост мощи Китая», – поясняют американские военные. Буквально на глазах укрепляется военное взаимодействие между США и Японией.
Новая политика сдерживания, аналогичная действиям Запада по изоляции СССР в период холодной войны? Такая постановка вопроса, несмотря на его закономерность, не приветствуется в США. По крайней мере именно его проигнорировал в недавнем интервью «НГ» известный толкователь американской внешней политики, а какое-то время назад и один из ее авторов Збигнев Бжезинский.
Зато инициативно ответил на этот вопрос первый заместитель госсекретаря США Роберт Зеллик в программном выступлении на заседании Национального комитета по американо-китайским отношениям 21 сентября в Нью-Йорке. По его словам, все последние 30 лет США проводили в отношении КНР курс, коренным образом отличный от того, что делалось во время холодной войны в отношении СССР: если Москву изолировали, то Пекин вовлекали во внешние дела. В итоге «дракон стал на ноги и присоединился к остальному миру».
По мнению Зеллика, ныне нет необходимости пытаться изолировать Китай, так как Пекин не занимается распространением антиамериканской радикальной идеологии и не пытается подорвать существующий миропорядок. Тем более что в век глобализации попытки изолировать столь крупную страну неэффективны.
В отношении Китая, считает Зеллик, не применимы ни приемы холодной войны, ни ставка на баланс сил по образцу Европы XIX века. В прошлом, при Никсоне, «наши отношения с Китаем определялись тем, против чего мы выступали». «Теперь настало время определить их тем, за что выступаем, – заявляет Зеллик. – То, как мы будем строить отношения с растущей мощью Китая, – центральный вопрос американской внешней политики».
Что все же делать в отношении Китая? По мнению американского дипломата № 2, настало время перейти от этапа «открытия дверей» Китая к превращению его в «ответственного совладельца» международной системы. Однако, чтобы соответствовать этому положению, Пекину следует самому стать более открытым в военных делах, поменьше связываться со «странами – нарушителями порядка», вести более сбалансированную торговлю с США и не пытаться закрепить за собой энергоресурсы повсюду в мире. Вашингтон рассчитывает на сдержанность Пекина в отношении Тайваня, китайскую помощь в решении проблем иранской и северокорейской ядерных программ, участие в борьбе с терроризмом. Зеллик не обошелся без дежурных фраз по поводу нехватки демократии в Китае, но при этом выразил надежду, что «зажиточные китайцы» начнут добиваться политических реформ.
Толкование всем этим словам дает на страницах «Интернэшнл геральд трибюн» известный американский журналист Иан Бреммер. По его словам, в нынешнем, втором составе бушевской американской администрации установилось единство взглядов во всем, кроме отношения к Китаю. Одни – «пандолюбы» (по названию китайского медведя) выступают за развитие отношений с Пекином, другие, которых он называет «драконоборцами», – за противостояние ему, а третьи – автор называет их «панда-перестраховщиками» – надеются, что время сделает свое дело и динамика развития толкнет Китай не только на дальнейшие экономические, но и серьезные политические реформы.
Представители этой средней группы – к ним автор относит Буша и Райс – считают, что нет необходимости ни в сдерживании Китая, ни в его «поощрении». Главное, считают они, четко прочертить линию, которую Пекину не следует переступать. Скажем, убедить его не покушаться на экономические интересы американцев в Венесуэле или Канаде, добиться его участия в борьбе с ядерными амбициями Пхеньяна и Тегерана.
От подобного разнобоя заметно отличается своей целеустремленностью подход Пекина к отношениям с США. Китайские лидеры четко осознают важность связей с США для осуществления поставленных ими амбициозных целей развития страны. Понимают они и важность Китая как экономического партнера для американцев и добиваются соответствующего отношения с их стороны. Об этом откровенно говорится в серии статей видных китайских идеологов в издающемся в Нью-Йорке журнале «Форин афферс» (сентябрь–октябрь 2005 г.) и ориентированных на читателей из американской политической элиты.
Один из авторов докладов на съездах КПК политолог Чжэнь Бицзян заверяет американцев, что «мирное возвышение» Китая никому не угрожает. И даже такую острую проблему, как нехватка сырья и других ресурсов, сообщает он, Пекин не намерен решать путем военной экспансии либо оттеснения других стран.
Другой видный китайский идеолог Ван Цзиси, занимающий посты декана факультета международных отношений Пекинского университета и главы партийного Центра по изучению мировой политики, прямо называет отношения с США центральными во внешней политике КНР. В Китае, говорит он, считают неизбежным снижение влияния США и становление многополярного мира, но как дальнюю перспективу. В реальном измерении какого-либо ослабления роли США не наблюдается. А посему Китаю во имя своей модернизации необходимо поддерживать тесные связи с США, глобальной первой величиной в сферах экономики, образования, культуры, науки и техники.
Прогноз Ван Цзиси: «По крайней мере в предстоящие несколько лет Вашингтон не будет рассматривать Пекин как серьезную угрозу его безопасности, а Китай будет стараться не антагонизировать Соединенные Штаты». В дальнейшем же эти отношения могут даже улучшиться, но путь к этому будет «медленным и извилистым».
«Прислоняться» больше не надо
Последние недели принесли зримый результат возросшего участия Китая в решении одной из острых международных проблем. На шестисторонних переговорах в Пекине были достигнуты важные, хотя по всем признакам предварительные, договоренности о прекращении ядерной программы КНДР в обмен на значительную иностранную помощь и другие встречные уступки, прежде всего со стороны США. Как стало известно из дипломатических кругов, китайские организаторы переговоров проявили недюжинное искусство дипломатического маневрирования. Они смогли, например, при завершении раунда переговоров добиться согласия южнокорейцев на предложенный Пекином вариант компромисса. И уже после этого поставили американцев перед выбором: дать согласие или взять на себя вину за срыв переговоров. Оказавшись в изоляции, делегация США приняла китайский проект.
По другой родственной проблеме – иранской ядерной программе Пекин, как и Россия, пока неизменно выступает в поддержку Тегерана, с которым он имеет долгосрочные контракты по нефти и газу. Не исключено, что в случае обсуждения иранского досье в Совете Безопасности ООН, Пекин и Москва окажутся с одной стороны, а Вашингтон, Париж и Лондон – с другой. Иначе говоря, великие державы разделятся по уже, казалось бы, окончательно затянувшейся линии тектонического разлома: Восток–Запад. Если, разумеется, кто-либо с той или иной стороны не решит «отстать на полшага».
За три десятилетия курса реформ положение Китая в мире настолько изменилось, что рецепты стратега древности Чжугэ Ляна и формулы Мао Цзэдуна утратили свое значение. По крайней мере в том, что касается маневра «прислонения» к той или иной стороне. Ныне Китай уже настолько окреп, а его внешнеполитические амбиции так выросли, что «прислоняться» к кому-либо ему уже нет нужды.
Столкновение интересов Вашингтона, Пекина и Москвы
Маршалл Голдман, заместитель директора Дейвис-центра российских и евразийских исследований Гарвардского университета
Столкновение интересов Вашингтона, Пекина и Москвы наблюдается прежде всего в Центральной Азии. В обстановке вакуума, возникшего в результате распада Советского Союза, Россия и Китай видели смысл в том, чтобы позволить США создать военные базы в Центральной Азии в интересах борьбы против исламского фундаментализма. В каком-то смысле США сделали работу за Россию, а именно сдержали исламских террористов в Афганистане и не допустили их в Таджикистан. Однако когда США стали действовать так, что создалось впечатление об их намерении сохранить за собой базы в обозримом будущем, Китай и Россия стали добиваться ухода американцев. Озабоченность России особенно усилилась в связи с расширением американского военного присутствия на Кавказе. При этом дело не сводится к озабоченностям военно-политического плана. Россияне недовольны тем, что США получили доступ к месторождениям нефти и газа, находящимся на их «заднем дворе» и открытых советскими геологами.
Еще одно направление растущей напряженности между США и Россией возникло в результате российских поставок Китаю все более сложной военной техники. С точки зрения США это создает угрозу Тайваню.
