Джованни Бенси
Мировые лидеры считают, что они всегда идут правильной дорогой.
Фото Reuters
Вряд ли кто «на Западе» в эти дни поминает добрым словом Владимира Путина. Сплошь и рядом критика и упреки. Единственная похвала от стран Европейского союза, а также от генсека ООН Кофи Аннана пришла в связи с решением российского правительства дать зеленый свет ратификации Киотского протокола. Но это решение, по-видимому, Москва приняла не от хорошей жизни: Андрей Илларионов назвал его вынужденным и обусловленным политическими (очевидно – внешнеполитическими) соображениями. Критика свалилась на Кремль в связи с тем, как российские власти справились или, вернее, не справились с бесланской трагедией. Но особую остроту упреки из-за границы приняли после решения Путина укрепить вертикаль власти, отменив прямые выборы губернаторов и изменив порядок избрания депутатов Госдумы. Путин обосновал свои спорные решения необходимостью сплотить ряды в борьбе с терроризмом, но зарубежные критики, как, впрочем, и многие российские обозреватели, не понимают, какое отношение объявленные меры имеют к противоборству террористам, и озабочены их авторитарным характером.
Эта озабоченность приобрела конкретную форму в виде обращения к Путину более ста интеллектуалов и бывших государственных деятелей ряда стран Европы и США, от чеха Вацлава Гавела до шведа Карла Бильдта, от итальянцев Джулиано Амато и Массимо Д'Алема до американца Ричарда Холбрука. Их суждения об очередном укреплении вертикали власти категоричны. Например, «нынешнее российское руководство порывает с основными демократическими ценностями евроатлантического сообщества». Или – Путин «систематически урезал свободу и независимость прессы, разрушил механизмы взаимного контроля в федеральной системе России, самовольно заключал в тюрьму реальных и мнимых соперников, вычеркивал легитимных кандидатов из избирательных бюллетеней». На прицеле и внешняя политика президента Путина, которую «все больше характеризует угрожающий тон по отношению к соседям России, возвращение милитаристской и империалистической риторики».
Хозяину Кремля досталось и от обоих кандидатов в президенты США. На первых совместных теледебатах Джордж Буш сказал, что Путин, «возможно, не верит в систему сдержек и противовесов». Еще жестче оказались замечания его соперника Джона Керри, по мнению которого «Путин контролирует все российские телеканалы, а политических противников российского президента сажают в тюрьму».
В России отреагировали с недоумением: что же не по нутру зарубежным критикам? В конце концов не только Россия, но и ряд других стран, начиная с Соединенных Штатов и кончая Германией и Италией, приняли чрезвычайные меры по борьбе с терроризмом – меры, которые часто связаны с ограничением личной свободы и частичным урезанием прав граждан. Это совершенно верно, но западных критиков озадачило особое качество принятых в России мер. В США, Германии и прочих странах речь идет о расширении полномочий правоохранительных органов, об ужесточении паспортного режима, о введении более строгих (и неудобных) правил безопасности в аэропортах, об усилении контроля в общественных местах и т.д., но не как в России – о переустройстве основ государственной системы, причем с результатом резкого увеличения власти президента.
При всем этом надо отметить, что в суждениях Запада о России и России о Западе все еще продолжают играть роль старые недоразумения, шаблоны и предрассудки, которые существовали еще до Октября, укрепились при советской власти и не развеялись даже при взаимном общении, ставшем возможным после падения коммунизма. В Западной Европе, а тем паче в США, Россию мало знают, русский язык не изучают и все еще бытует мнение, что в России растет «развесистая клюква». Кроме того, Россия – огромная страна. И эти два фактора – незнание этой страны и ее размеры – навевают страх. Считается, что чем более великая страна удаляется от демократии, тем опаснее она становится для мира. И это несмотря на то, что, как показало нападение США и Великобритании на Ирак, демократические державы тоже могут развязывать войну на основе высосанных из пальца мотивировок. В то же время страх перед усилением авторитарного дрейфа в России привел к известным преувеличениям: никто не отрицает, например, что Кремль принял в отношении телеканалов меры, которые противоречат принципам и практике свободы информации. Но достаточно читать российские СМИ, чтобы убедиться в том, что плюрализм еще налицо и критика, даже острая, не возбраняется. До каких пор, правда, неизвестно.
Но плохой осведомленности Запада о России соответствует неадекватная реакция многих россиян на критику из-за рубежа: она оживляет в российском обществе старый «комплекс обиженности», который можно проследить со времен славянофилов, через Данилевского («Россия и Европа», 1868 г.) и вплоть до Солженицына: «На Западе нас не любят» и «строят козни против нас». И если к этому добавить пережитки холодной войны, то картина получается довольно мрачная.
За примерами далеко ходить не приходится, их легко найти у самого Путина. На следующий день после кровавого завершения бесланской трагедии президент выступил с обращением к нации, в котором находится следующий пассаж: «Одни хотят оторвать от нас кусок пожирнее, другие – им помогают. Помогают, полагая, что Россия – как одна из крупнейших ядерных держав – еще представляет для них угрозу. Поэтому эту угрозу надо отстранить. И терроризм – это, конечно, только инструмент для достижения таких целей». На что намек? Кто такие «они», думающие, что Россия «еще» представляет для них угрозу? «Еще» – значит как раньше. А раньше Россию в лице Советского Союза воспринимали как угрозу США, НАТО и вообще – Западу. Неужели в несчастьях России надо всегда искать «козни» каких-то сил, о которых подсказывается, что они находятся «на Западе»? Как раз этого заигрывания с подспудными «комплексами» некоторых секторов российской общественности, на мой взгляд, и следовало бы избегать главному руководителю страны. От него люди, как в России, так и за рубежом, ждут не теорий о каких-то «заговорах», а конкретных указаний на то, как решить проблемы, порождающие терроризм.
═
Рим
