Фото Reuters
В своем выступлении на Первом социальном форуме российского бизнеса Владимир Путин 14 раз в различных вариациях употребил слово «нужно» («нам нужно сделать┘»), 11 раз – «должны», по 3 раза «нельзя» и «не можем», 2 раза – «надо» и еще раз – «важно».
Всякий раз, когда премьер употреблял глагол «будем», его можно было бы заменить любым словом из списка выше.
Путину, по его собственным словам, приятно видеть совпадение позиций правительства и бизнес-сообщества. В этом видится немалое лукавство. Здесь стоит говорить не о совпадении позиции, а о том, что власть при помощи оборотов «нам нужно», «нам надо», «мы признаем», «мы уверены», «мы рассчитываем» де-факто озвучивает позицию бизнес-сообщества (во всяком случае, прогрессивной его части), и уже это обстоятельство воспринимается как огромный шаг вперед. Второго шага никто как будто и не требует – до поры.
Констатировать очевидное с видом, будто делишься знанием – яркая особенность дискурса российской (впрочем, едва ли только российской) власти. Награждая олимпийского чемпиона, нужно сказать ему: «Вы установили рекорд». Поздравляя с днем рождения актрису, необходимо напомнить ей, что она актриса («Выдающаяся актриса, вы сыграли┘»). Выступая перед бизнесменами, нужно выдать их картину мира за свою.
«То, что возможности сырьевой модели существенно ограничены и постоянно сужаются, было очевидным ещё до кризисных явлений», - сказал Путин. Действительно, это было очевидно. Но кому? Путину и его команде? И задолго ли до? Ведь если задолго, то непонятно, почему в выступлении премьера перед бизнесменами так много глаголов несовершенного и так мало – совершенного вида: «мы сделали», «мы провели», «мы осуществили», «мы добились». Все ведь было так очевидно┘
В период кризиса, сообщил премьер, правительство выделило федеральные ресурсы на начало своего дела. Путин признается в том, что не был уверен в успехе этого начинания. По его (тогдашней) мысли, человеку, утратившему работу, не до собственного дела. Эта, признаем, весьма странная логика, по словам самого Путина, была опровергнута эмпирикой, практикой: были созданы тысячи новых предприятий.
Этот опыт и обретенное премьером знание стоит зафиксировать на мгновение – мы к нему скоро вернемся.
«Мы сами не можем мириться с ситуацией, когда выполнение растущих социальных обязательств, повышение доходов наших граждан, борьба с бедностью попадают в прямую зависимость от факторов, на которые мы с вами не можем никак повлиять», - говорит российский премьер. Ключевая фраза здесь – «растущих социальных обязательств». Да, государство должно заботиться о благосостоянии граждан. Да, оно должно бороться с бедностью. Да, у государства есть социальные обязательства. Но они вовсе не обязаны быть «растущими».
Растущие обязательства – политический выбор правящей элиты, и чем больше людей, объединений и структур поглощают электорально-бюрократические пылесосы вроде «Единой России» или Общероссийского народного фронта, тем крепче убежденность в том, что рост обязательств заложен в их, обязательств, природе.
Повторюсь, это политический выбор популистов, которые предпочитают откупаться от избирателей, а не пытаться разъяснить им суть принимаемых непопулярных решений.
Этот выбор основан, в том числе, на определенном представлении о стране и обществе. Общество безынициативно, склонно к патернализму, подачкам, покровительству, готово делегировать право решать все проблемы «наверх».
И тут уместно вернуться к кризисным откровениям скептически настроенного Владимира Путина.
Он обнаружил в народе доселе не известное ему качество: склонность к риску и предприимчивость. И это – прекрасная проверка для власти, проверка на гибкость и ответственность.
Распространяемые прокремлевскими политологами версии политической реальности сводятся ведь к тому, что гегемония и монополия «путинской элиты» - нечто вроде промежуточного этапа, что из этой материи сформируются нормальные институты и проч.
А что же на деле? А на деле мы видим, что власть, узнав общество чуть поближе, посмотрев на него в кризисной ситуации (мы сейчас не тестируем на истину слова Путина о тысячах предприятий, мы играем по правилам очерченной им картины мира), удивившись и усвоив полученный опыт, все равно намерено наращивать социальные обязательства.
Зачем? Почему? Это принципиальное, идеологическое убеждение в том, что ожидание благ вроде гарантированного рабочего места, зарплаты, пенсии, пособий является для человека естественным состоянием, а труд – нет?
Или это политика, которая осуществляется в воображаемом обществе?
Не приводит ли поддержка идеи Общероссийского народного фронта организациями вроде «Деловой России» к тому, что сам премьер начинает забывать, в какой аудитории он находится?
Потому что слова о растущих обязательствах – главные. Это та самая печка, от которой мы пляшем и будем плясать. А вовсе не курс на модернизацию и привлечение инвестиций.