Станислав Минин. Четверо военнослужащих похитили четыре кредитные карты с места крушения польского самолета Ту-154. С карточки, принадлежавшей историку Анджею Пшевознику, успели снять 60 тыс. рублей. Минобороны обещает принести извинения и вернуть деньги.
Неудобно, конечно, и стыдно, и досадно. Не потому досадно, что под угрозой едва проклюнувшаяся «российско-польская дружба». Во многом эта дружба – кампанейская, а кампания еще не закончилась, и на официальном (не газетном) уровне, вот увидите, инцидент с солдатами-мародерами замнут довольно скоро. А тут, поговаривают, еще и Анджею Вайде решили вручить Государственную премию РФ┘
Не в поляках дело, а в том, что случай пахнет гнилой заурядностью, тогда как на месте польского самолета мог оказаться любой другой самолет, да и не обязательно самолет, а вообще все что угодно. Дело в самом поступке.
Ведь это свинство – забирать у мертвых, рыться в обломках и останках. Точно такое же свинство – обворовывать квартиру немощной старухи, красть боевые награды у восьмидесятилетнего старика, обманывать слепого, избивать женщину.
И вот свинство совершено, а внимание к себе оно привлекает лишь потому, что речь идет о трагедии, обретшей значение символа, и национальном имидже: «ну вот, теперь о нас скажут!» Между тем, выбор между человеком и свиньей мы делаем не на экспорт, не для поляков и даже не для американцев. Для самих себя делаем, потому что пытаемся жить как люди, помимо того, что строим гражданское общество, нацию и что-то еще, не менее звучное.
То, что мародеры оказались солдатами-срочниками – частность, разумеется, но частность знаковая. Ведь слово «патриотический» в нашем повседневном языке нет-нет да и срастается со словом «военный», образуя гибридный штамп. Хрестоматийный патриот должен гордиться своей армией – не потому, что эта армия лучше всех стреляет, ползает на пузе или управляет танками, а потому, что она воплощает в себе нечто значимое для всего общества. Чувство долга, например. Или, скажем, честь. Или что-нибудь похожее – из набора патетического идеалиста.
Гордиться можно армией, символизирующей то, что общество хотело бы видеть в самом себе.
Скажите, кто-нибудь из вас или ваших знакомых испытал шок, услышав (если он вообще об этом слышал) о мародерстве военных в Смоленске? Кто-нибудь воскликнул: «Наши парни? Да не поверю!»? Убежден, что нет, никто ничего не испытал и не воскликнул, потому что наша армия в лучшем случае символизирует то, что мы с сожалением или без оного уже в себе обнаруживаем, а в худшем – считается резервуаром для лузеров, парий, социальных маргиналов.
Получается, что армии, которой мы должны гордиться, нельзя доверить даже простейшее дело вроде оцепления места трагедии, потому что сами солдаты сделают то, что они призваны предотвращать. И заменить их мы никем не можем, кроме таких же, как они, то есть самими собой. Стало быть, и избежать таких ситуаций в будущем мы тоже не можем, потому что сами мы останемся такими, какие есть, и пустая трата времени – рассуждать о том, когда же все будет по-другому.
Нам просто нужно окружить себя структурами и институтами, которых в рамках приличия держат не общие ценности и мораль, а хорошая зарплата, контракт, профессиональный кодекс, система поощрений и наказаний. Структурами и институтами, которые просто выполняли бы свои функции, которые ничего не олицетворяли бы и не воплощали, которыми нам ни к чему было бы гордиться.
Может быть, и они будут равнодушны к свинству, но к нам это не будет иметь никакого отношения.
Скорее всего, равнодушными к свинству останемся и мы сами, но зеркала, в которое это можно будет увидеть, у нас уже не будет.
