После боев в Дагестане в 1999 году в результате объявленной затем амнистии боевики и религиозные радикалы вновь вернулись в родные села. Часть из них отсидела небольшие сроки. Но в целом они отделались лишь легким испугом, чего не мог предположить даже прокурор Дагестана Имам Яралиев. Усилия следователей были сведены на нет политиками: из полутысячи арестованных наказание понес только каждый десятый. В граничащем с Чечней Ботлихском районе, где в течение полутора месяцев не прекращались бои с двумя тысячами боевиков, осуждены всего 6 человек и дюжина "сочувствовавших" поставлена на учет.
Все это время во многих районах Дагестана действуют советы по противодействию религиозному экстремизму, в состав которых вошли местные власти, руководители прокуратуры, милиции, судов и духовенства. Они предоставляют в Совбез РД результаты своей работы за определенный отчетный период, а в Махачкале с наибольшим вниманием ждут докладов из самых "пораженных" экстремизмом районов.
По-своему разобрались с "собственными" ваххабитами в селах Карамахи, Чабанмахи, Ванашимахи и Кадар Буйнакского района. Здесь в течение трех лет действовал де-факто независимый исламский анклав. Шариатские законы заменили светские, а Шура (военный совет) разогнала милицию и укрепилась в Карамахи так прочно, что потом селение месяц штурмовали армия и милиция. Из окруженного села тем не менее сбежали все лидеры анклава.
"Деньги, инструктаж из-за кордона, организованность привели к религиозно-политическому мятежу в небольшой Кадарской зоне, - говорит глава администрации Карамахи Ибадулла Мукаев. - Ваххабитскими здесь были только каждый восьмой дом - всего 200 хозяйств, но они подмяли под себя и сельчан, и власть, выгнали милицию. Когда власть наконец навела порядок, не без помощи наших сельчан, карамахинцы решили, что теперь они сами будут решать, кого из радикалов можно простить, а кого и близко не подпускать".
Сам Мукаев в 1999 году возглавил два отряда ополченцев и помогал федеральным силам. "Военное командование не разрешило нам самим освободить село, опасаясь появления кровников, - вспоминает глава администрации. - Это было правильным решением. Иначе совместно жить мы бы уже не смогли. Но, с другой стороны, никто из лидеров ваххабитов не ушел бы отсюда живым".
Мукаев настоял на том, чтобы сельчане сами активно налаживали привычную жизнь. Высшей властью в Карамахи стал сельский сход, который голосованием отказал в просьбе вернуться домой 32 сельчанам, принесшим извинения землякам за принесенные несчастья и обиды. Решение схода оказалось намного более жестким, чем закон, который такое право бывшим радикалам предоставляет. Не стоит объяснять, что значит для горца запрет жить там, где веками жили предки.
Со своими семьями под родные крыши вернулись только 20 бывших радикалов. Их называют "заблудшими", на них нет крови и уголовщины. Вместе с тем почти 150 ваххабитов - костяк бывшего исламского анклава - остались верны себе и решили не возвращаться в родные места. Кто-то из них погиб в боях, остальные, надо полагать, слишком одиозны даже для такого правосудия, которое готово амнистировать раскаявшихся и сложивших оружие.
Дома ваххабитов, вернее, то, что от них осталось после авиа- и артударов, зияют черными глазницами окон или голыми каркасами некогда крепких зданий. Их никто не восстанавливает - некому. Положенные по федеральному закону даже радикалам компенсации за потерю жилья и имущества висят на банковских счетах. Даже мечеть и здание, где заседала исламская Шура, не восстанавливают. Сельчане брезгуют ими как признаками чуждого им течения в исламе. Их оставили в таком виде как поучение тем, кто считает, что у радикального ислама в Дагестане может быть иное продолжение. Рядом с домами экстремистов осталась и подбитая проржавевшая бронетехника. Она напоминают о жертвах, которые понесли военные и милиция от "симпатичных экстремистов", как их назвал в свое время Сергей Степашин в бытность главой МВД.
Иману Далгатову земляки разрешили вернуться. Теперь, кроме работы, для него нет ничего более серьезного. "Раньше за ислам жизнь готов был отдать, - говорит Иман. - Но только потом стал понимать, что ислам и те, кто о нем говорит, не одно и то же". Полностью разобраться во всем он не может и сегодня. Иман молится дома, в мечеть ходит только по пятницам. После боев 1999 года замкнулся, сосредоточился на своем хозяйстве, которое у него такое же, как и у большинства сельчан: 70 соток земли, 12 бычков на откорм да "КамАЗ" - типичное для Карамахи богатство.
Редкое зрелище: в селе и на неубранных еще полях - десятки большегрузных машин, заполненных капустой. Через несколько дней они окажутся на рынках в одном из российских городов. В Карамахи на 1600 хозяйств приходится более 700 "КамАЗов": мужчины занимаются грузовыми перевозками по России. Более четверти хозяйств откармливают до 80 голов крупного рогатого скота. Плодородная земля, под стать кубанской, дает хороший урожай картофеля, моркови и капусты. Сады и огороды не ограждают заборами - воров просто нет, а если чья-то скотина окажется в чужом огороде, придется заплатить.
Бедных в Карамахи нет. Иметь 7 десятин земли не могут себе позволить даже жители равнинных сел, не говоря уже о высокогорье, где земельный надел редко превышает 15 соток. Собранного урожая карамахинцам достаточно, чтобы обеспечить семью из пяти человек на год. Грузовые перевозки приносят большую часть дохода - в месяц в среднем около 30-50 тысяч рублей. Большая часть накоплений идет на то, чтобы построить добротный двухэтажный каменный дом, дать детям "престижное" высшее образование в области медицины, юриспруденции или экономики. Дорого обходятся и свадьбы - на них собираются около тысячи человек. Семья жениха, как правило, обеспечивает молодых домом или квартирой в городе, приданное невесты - мебель, домашняя утварь. Молодые, получившие дом, профессию, а иногда и работу (хлебная должность тоже стоит денег), создают новую семью. Об этом всем скорее всего думают и Иман Долгатов, и все карамахинцы.
Зажиточная жизнь сельчан не вяжется с расхожим мнением о том, что питательной средой исламского радикализма являются безработица и бедность. Видимо, причины не только в этом, если в богатой Кадарской зоне пышным цветом расцвел исламский радикализм. После войны в Карамахи все стало новым. И лучшая в сельских районах школа, и новая мечеть, и здание сельской администрации. Под стать школе и здание сельской милиции, какого нет даже в райцентре - Буйнакске. Да и стражи порядка здесь особенные - все они прикомандированы из других районов и городов Дагестана. Гарантию спокойствия власти видят в том, что сами жители села не допустят присутствия радикалов: милицию и администрацию можно обмануть, но от земляков и родственников правды не утаишь.
Милиция - сотня сотрудников в Карамахи и полсотни в Чабанмахи на почти 7 тысяч жителей - откровенно скучает. Уже уезжая, корреспондент "НГ" заметил, как на въезде в Карамахи сооружался КПП милиции. Раньше на этом месте стоял пост ваххабитов. Тогда над дорогой висела зеленая табличка с надписью на арабском и русском: "Вы въезжаете на территорию, где действуют законы шариата". Зачем вооруженным экстремистам был нужен КПП - понятно, а для чего он милиции - не очень. "Как для чего! - не поняли вопроса милиционеры с лопатами и киркой. - Чтобы проверять, кто приезжает. Вот вы, например, зачем сюда приехали?" Это уже от скуки. Милиция хочет работать. Если все спокойно, то почему бы не расформировать отдел милиции в селе и не передать его функции райотделу или хотя бы прекратить командировки и сформировать отдел из местных жителей? "Надо сохранять бдительность", - был простой ответ.
"Люди еще будут возвращаться, - провожает меня Ибадулла Мукаев. - Мало кто верил, что разрушенные хозяйства удастся быстро восстановить. Может быть, вслед за ними захотят вернуться и те, кто сочувствовал ваххабитам. Их судьбу снова будут решать земляки на сельском сходе. В семьях отверженных растут дети. Сегодня они мальчишки, а завтра припомнят и свои лишения, и обиды, причиненные отцам". "А что будет с разрушенными домами невернувшихся радикалов?" - "Дома не мешают, как их хозяева. Пусть стоят, никто их не тронет. Это все-таки их дома. - Ибадулла оглядывается на село, раскинувшееся в низине. - Со временем сюда вернутся их дети. Родина у них здесь, а не там, где оказались их отцы".
Карамахи