Каноны лаковой миниатюры необходимо расширить

Юрий Петров создает уникальные авторские шкатулки. Фото предоставлено автором

В прошедшем 2014 году палехской миниатюре исполнилось 90 лет. Именно в декабре 1924 года семь художников: И.И. Голиков, И.М. Баканов, А.И. и И.И. Зубковы, А.В. и В.В. Котухины и И.В. Маркичев основали Палехскую артель древней живописи, давшую начало Палехской школе – достойному продолжению традиций русской лаковой миниатюры, заложенной фабриками Лукутина и Вишнякова.

Один из стереотипов, который необходимо разрушить в самом начале:  Палехская школа – это не народное творчество, как долгое время пытались представить советское, а впоследствии и российское искусствоведение. Семеро художников-иконописцев, основавших артель и заложивших основу палехского художественного канона, были без преувеличения гениальными живописцами с академическим художественным образованием. Конечно, приятно было бы думать, что Палехская школа была создана простыми крестьянами, вчера копавшими землю, а сегодня начавшими писать миниатюрные картины, но увы, это не так. Называйте это ошибкой или обманом, но Палех никогда не был народным искусством! Безусловно, в основе его лежат русская культура, система образов и русский художественный язык, но весь этот культурный пласт переработан и освоен благодаря авторскому видению. 

Очевидно, что Палехская школа – это непростая система, формировавшаяся на протяжении десятилетий, и о ней невозможно поведать в небольшой статье. Постараемся рассказать о сложном и большом просто и коротко. В основе традиционной палехской живописи лежит декоративность, а не реализм изображаемого. Обязательным условием является некая орнаментальная рамка, в большинстве случаев совпадающая по форме с верхней крышкой шкатулки, а также черный фон – как основа для живописи. 

Повторюсь – говорим примитивно, чтобы противопоставление было отчетливее. Итак: декоративная живопись, заполняющая всю поверхность крышки, нанесенная на черный фон и ограниченная орнаментальной рамкой. Это – палехский канон, если сформулировать его в одном предложении. Канон, который был выработан в результате долгой работы мастеров-основателей. Никто не спорит с ним и никто не ставит под сомнение его жизнеспособность – она была доказана десятилетиями успешной жизни Палехской школы. Однако предлагаю посмотреть на проблему чуть шире. Если мы обратимся к работам мастеров 1920–1930 годов, когда канона еще не существовало, то увидим, насколько интереснее была палитра цветов, используемых художниками в качестве фона. Насколько смелыми и революционными были их композиции! Мы восхищаемся этими работами, представленными в музейных собраниях и частных коллекциях, однако когда речь заходит о палехском каноне, все начинают говорить о нем с придыханием, как о чем-то незыблемом и абсолютном. Но ведь канон – это свод правил, а не законов. Загоняя художника в рамки, мы отсекаем ему возможность для эксперимента, отказываем ему в импровизации. То, чем мы восхищаемся в других сферах нашей жизни. Выходят на поле игроки прославленного футбольного клуба – и мы увлеченно смотрим за их перемещениями, точными пасами и ударами, за обводками и финтами. В этой вдохновенной импровизации и есть сама игра. Конечно, они играют по строго установленным правилам, но внутри этих правил должна быть свобода.

И я не спорю с вами, глубокоуважаемые ревнители традиций! Традиционная сюжетная живопись Палехской школы – это важно, и никто не предлагает начать рисовать на шкатулках бутылки кока-колы и трансформеров. Это китч, который мы априори оставляем за скобками нашего обсуждения. 

К слову, возвращаясь к лукутинским работам, основатель фабрики Петр Лукутин (1784–1864) был революционером и экспериментатором. Среди его изделий были и превосходные монохромные, и сложные орнаментальные. Он постоянно пробовал что-то новое, и произведения ничуть не уступали западным аналогам, а в чем-то опережали их. Для него не было канона. Он экспериментировал с самим лаком, играл с фактурами и поверхностями в отличие от нынешних мастеров, для большинства которых лак был и остается исключительно покрывным материалом. 

Юрий Петров. Шкатулка «Смородина», 2009 год. Фото предоставлено автором

Несколько слов о пути, который я для себя избрал и в котором нахожу возможность для творческой самореализации. Еще во времена обучения в Палехском училище, в конце 1980-х годов, я испытывал тяготение к японской эстетике и системе образов. Это влияние я испытывал несколько лет, и оно позволило мне расширить границы моего художественного мира. Я никогда не хотел копировать других мастеров или растворяться в эстетике другой страны, ее культуре. По моему глубочайшему убеждению, наше художественное призвание состоит в изменении мира, который мы видим, в мир, который нам хотелось бы видеть. 

Умение замечать прекрасное в мелочах – вот чему я учился у японцев. Умению одной линией передать любовь или воспеть красоту одинокого кленового листка, лежащего на мокрой мостовой. Такой лист одинаково прекрасен, где бы он ни находился – в Москве, Париже или Токио. Для того чтобы передать настроение приближающейся осени, я напишу на большой доске лишь один лист. А может быть, внутри самой шкатулки – вихрь ноябрьского листопада. Я свободен, у меня нет рамок. Палехская школа дала мне удивительную технику, и я безумно благодарен моим учителям, которые обучили меня всему, что я умею. С ними я спорил всегда, и с первого курса мои дорогие учителя журили меня за желание идти вопреки сложившимся правилам. Чем больше я узнаю мир художественных лаков планеты, тем обиднее мне становится – обладая такой удивительной техникой письма, историей, помноженными на нашу богатейшую культуру, наши лаки и по сей день остаются на задворках мирового художественного процесса, не участвуя в выставках высокого уровня. Когда бываю в мастерских своих коллег по всему миру и вижу работы, называемые «лаковым искусством», я с грустью вспоминаю своих товарищей, которые не видят возможности для творческого развития. Палехский канон – это прекрасно. Но скажите на милость – зачем в сотый раз писать «Руслана и Людмилу», если ты не собираешься привнести ничего нового в эту историю? Палитра, композиция, образы. Все это мы видели уже сто раз! Расширьте свой мир, спросите себя: «А почему нет?» Футболист, выходящий на поле, он не знает ни одного движения, которое он сделает сегодня. У него есть поле, мяч и ворота. Так же и музыканты, актеры... Вдохновение лежит в основе всех творческих профессий. Везде есть рамки и законы, везде есть какая-то заданность – ноты или слова пьесы, правила игры. Но все, что внутри, – это чистое вдохновение! 

 В прошлом году я получил спецприз жюри в Японии. Раз в три года там проходит единственный в мире Открытый чемпионат мира по лакам. Первым из русских художников я участвовал в нем и вошел в пятерку призеров. Приятно и обидно. Приятно, что отметили, что мы говорим на одном языке с миром. Обидно и грустно, что я там один. Наши мастера или «на стенах» – расписывают церкви, или рисуют «Руслана и Людмилу» для арбатских магазинов. В 1925 году на Всемирной выставке в Париже основатели артели произвели настоящий фурор. Все заговорили о новом художественном языке. О прорыве и о революции. Они молодцы. Они без преувеличения великие. А мы? Мы спрятались в свой уютный канон и предпочитаем не замечать любого, кто видит иначе. 

Поверьте, я не предлагаю разрушать сформировавшуюся школу, а советую поискать новый художественный язык, который будет понятен большему количеству зрителей. Для того чтобы показать красоту поэзии Пушкина, можно попросить всех выучить русский язык (что маловероятно), а можно сделать перевод, чтобы иностранцы лучше поняли нас. Россия – она большая и очень разная, давайте не будем загонять ее в канон. Ей там тесно.