Михаил Ямпольский Ужасное чувство потери по-настоящему тонкого, теплого и неравнодушного человека, очень мне нужного друга. Он обладал особой чувствительностью и совершенным доверием к людям, которые платили ему тем же. Кончилась целая эпоха документалистики.
Незабываемый Герц в своем неизменном берете и с лейкой в кармане, которая досталась ему после войны, и которой он щелкал всегда и всюду, не желая менять ее на современную камеру! Он где-то добывал у военных пленку чувствительностью 1000 единиц и умудрялся снимать почти во тьме. Время от времени из его бездонного архива возникали фотографии забытых моментов, которые казались призрачными. Он жил между фильмами, друзьями и этим безбрежным фотоархивом, куда он частенько нырял в поисках утраченного времени.
На тумбочке возле его кровати (а я нередко ночевал у него в Риге) всегда лежала Тора на иврите, и он знал ее наизусть. В моем сознании Тора -- бесконечная книга, вращённая в древо бесконечных комментариев, -- как-то соединялась с бездонностью фотоархива. Герц, казалось мне, был в равной мере предан памяти предков, Земли обетованной и документальной памяти его эпохи. Было что-то талмудическое в безбрежности его архива.
Трудно поверить, что его больше нет. От него остались фильмы, которым, я надеюсь, ничто не угрожает. Но нельзя допустить, чтобы с его уходом исчезли и десятки тысяч отснятых им фотопленок, лишь малая часть которых материализовалась в фотографиях.
Мнение авторов может не совпадать с позицией редакции «Независимой газеты»;
Комментировать
комментарии(0)
Комментировать