Андрей Мартынов Джон Натан. Мисима: Биография / Пер. с англ. М. Абушика. – СПб.: Азбука-классика, 2006, 352 с.
Американский японист Джон Натан знал Юкио Мисиму (1925–1970) лично. Переводил на английский знаменитый роман «Моряк, которого отвергло море», на протяжении двух лет встречался с прозаиком, в том числе в неформальной обстановке. Натан был единственным из писательского окружения, кто мог победить Мисиму в армрестлинге.
Почти сразу после смерти Мисимы Натан попытался проанализировать, что же все-таки подвигло успешного и плодовитого романиста (наследие которого исчисляется сотней томов) к самоубийству.
В 10.50 25 ноября 1970 года Мисима с группой единомышленников прибыл в штаб Сил самообороны в Токио. Их провели в кабинет командующего генерала Масуды. В 11.20 после непродолжительной беседы генерал был взят в заложники. Мисима заявил, что желает выступить перед личным составом Восточной дивизии, на территории которой и произошел захват командующего. После неудачной попытки штабных офицеров освободить Масуду (защищаясь, Мисима старался не покалечить нападавших) требование писателя было выполнено.
«Ровно в полдень Мисима обратился лицом к стоящим внизу людям и начал говорить. Никто не слушал его, а если бы кто-то и пытался это сделать, он вряд ли что-нибудь разобрал бы сквозь свист и насмешливые выкрики собравшихся. «Слезай оттуда!», «Хватит играть в героя!», «Отпусти командующего!» – кричали рассерженные солдаты. Мисима хриплыми выкриками, торопясь, излагал основную суть манифеста, постоянно поглядывая на часы». Он призывал к отказу от условий мирного договора 1945 года, к националистическому возрождению страны. Писатель «собирался говорить в течение получаса, но через семь минут, решив, очевидно, что продолжать бессмысленно, перешел сразу же к заключительному призыву присоединиться к нему и его товарищам и умереть вместе. Последние фразы, которые он прокричал, потонули в гвалте».
Вернувшись в кабинет генерала, Мисима сказал, что его, очевидно «даже не слышали», после чего сделал себе харакири. Помощник, который должен был обезглавить Мисиму, не смог с первого удара отсечь голову. Только третий удар другого уже заговорщика завершил путь к смерти знаменитого писателя.
Именно через тягу к гибели Натан характеризует жизнь и творчество Мисимы. Еще в молодости, Кимитакэ Хираока (Мисима – литературный псевдоним) был заворожен смертью. При этом не любой смертью, а красивой. Критерием этики для него была красота, вопроса морали для Мисимы не то чтобы не существовало, просто нравственность оценивалась через прекрасное.
Бисексуальность, своеобразное отношение к женщине (писателя интересовал процесс ухаживания, но отнюдь не интимная связь) заставляли Мисиму создавать то, что Натан называет «иллюзией нормальности». Маленькое отступление. Когда Мисима в целях соблюдения внешних приличий женился, то его свадьба совпала с бракосочетанием наследного принца. Один еженедельник провел опрос среди молодых японок: «Если бы принц и Мисима были единственными мужчинами, кого из них вы предпочли?» Более половины ответивших не выбрали ни того, ни другого. Уж лучше самоубийство.
Мотив самоубийства и мазохистские сцены встречаются в текстах Мисимы неоднократно. Уже в ранних произведениях (см. рассказ «Воры») двое возлюбленных в первую брачную ночь совершают совместное самоубийство. Героя романа «Дом Киоко» Осаму «простые ласки не устраивали: он нуждался во внимании, которое разъедало бы его, словно ржавчина. Без сомнения, он нуждался в боли». Осама, «увидев текущую струйку своей крови, осознал несомненность своего существования».
«Мисима – удивительный имитатор самого себя», – пишет исследователь. Все элементы его эстетики: кровь и море, особая красота, обрекающая героя на смерть, – предсказуемы. Натан остроумно сравнивает впечатление от прозы Мисимы с «посещением выставки самых красивых в мире рам для картин». Очевидно, Мисима почувствовал, что стал воспроизводить сам себя. Это, возможно, ускорило трагическую развязку в Токио.
Вся его жизнь была подготовкой к эффектному самоубийству. Пожалуй, более последовательным шагом было бы участие Мисимы в действиях камикадзе в конце войны. Ведь от падения самолета на цель противника эффекта и шума было бы больше.
