Александр Самойлов Роберт Рождественский: удостоверение личности. Сост. К.Рождественская. - М.: Эстепона, 2002, 568 с.
Имя Роберта Рождественского упоминается обычно в череде имен других поэтов. Скороговоркой. Смерть вывела его из этого ряда. Книга воспоминаний, составленная младшей дочерью поэта, - героическая попытка закрепить непохожесть Рождественского. Героическая потому, что вытравить из массового сознания устоявшиеся схемы невозможно. Особенно сейчас, когда ему захотелось вдруг стабильности и поступательного движения вперед. Непременное условие для этого - уверенность в своем прошлом, и мемуары поэтому - жанр актуальный.
Роберт Рождественский в записных книжках достаточно жестко определил свои взаимоотношения со временем: "Однако сейчас я понимаю, что всю свою жизнь, целую жизнь все мы (или почти все) существовали ПОД временем! Под его тяжестью. Под его страхом. Под его категорическими лозунгами и огромными портретами его вождей и героев. Но это были наши лозунги. Наши вожди и герои┘" Рождественский не выделялся. А если и выделялся, то как-то положительно: послушный сын, старательный студент, неплохой спортсмен, прекрасный товарищ. Последнее обстоятельство - лейтмотив всей книги. Похоже, что Рождественский никогда ни с кем не ссорился. Находил общий язык и с властью, и с диссидентами. Вернее, одинаково был молчалив. Был спокоен. Даже чиновничья должность в Союзе писателей его не испортила. "Вот что его отличало от всех нас: он был человек искренний, чистый, полный доброты. Это самое главное в нем было. И в нем было чувство идеала. Это, пожалуй, единственный в литературе человек, который верил в то, что он пишет" - свидетельство Андрея Вознесенского, больше похожее на признание.
Поэты "эстрады" на какое-то время перевернули с ног на голову такие составляющие мифа о стихотворце, как, например, "поэт и толпа". Опять же противопоставление поэта и власти выдерживалось как-то не до конца. На повестке дня был каверзный вопрос: если поэт больше чем поэт, то поэт ли он? "Тихие лирики" заявляли о себе все громче. Рождественский уходит на эстраду другую: пишет песни. В затертой "Песне о мгновениях", как это ни странно, главная тема Рождественского - время. Не советское или антисоветское, а время вообще. Его ход. Это общее неправильное место: мерить время пространством. Из-за пристрастия к таким вот "общим местам" поэзию Рождественского называли и будут называть риторической, придавая этому определению пренебрежительный оттенок, что странно, так как именно риторика правит "цивилизованным" миром. Но поэт Рождественский отличается от ритора тем, что он предполагал разумное постижение мира: "Постичь я пытался безумных событий причинность". А ритору до мира нет никакого дела вообще. Все было гладко до тех пор, пока речь шла о вещах незамысловатых. Вот мы, а вон они. Я тебя люблю, а ты? И так далее. Пока не приблизилось то, чему разум противится, - смерть.
Книгу "Последние стихи Роберта Рождественского" его друзья называют лучшей.
Страшны воспоминания старшей дочери Екатерины Рождественской о смерти отца. Опухоль росла лет двадцать. У Анатолия Кима в повести "Белка" она - следствие нереализованного таланта. У Рождественского, о буддийском спокойствии которого уже упоминалось, есть запись с названием "Буддийский ад": "Самая страшная казнь, самое жуткое наказание: человеку много раз подряд прокручивают его собственную жизнь, бесконечно повторяя страницы неиспользованных возможностей".
Что теперь гадать об этом. Жизнь Роберта Рождественского удивительно напоминает его стихотворение: некое мерное повествование-рассуждение с неожиданным финалом. Пронзительным.
Тот край, где я нехотя
скроюсь, отсюда не виден.
Простите меня, если я хоть
кого-то обидел!
Стихи Роберта Рождественского - живут. Его песни исполняет и Лев Лещенко, и Егор Летов. Его строки стали поговорками. Если это слава, то она у поэта есть.
