Мастерская визуальной антропологии. 1993-1994. Документация проекта / Проект документации. - М.: Художественный журнал, 2000, 248 с., илл. Серия "Архив Центра современного искусства".
Ложная пропозиция. Философ всегда готов высказываться о художнике. Молчание философа, выводящего опыт искусства за пределы вербальности (Виттгенштейн), лишь свидетельствует о неразыгранной, отложенной интриге, результатом которой может стать разрушение метафизического дискурса. То, что философ, делая искусство предметом рассмотрения, подвергает риску функциональную суверенность своей "мыслящей машины", понимали еще немецкие романтики: опыт искусства заразителен; разбирая его, философ рискует отказаться от философии, чтобы превратиться в "художника". Или в пустоплета. Где источник той власти, что вынуждает самого философа воспринимать свои тексты как беллетристические?
Позиция как желанная суверенность (встречи I-III). Изначально взятая Валерием Подорогой, оказавшемся (в буквальном смысле слова) в окружении художников, установка на - как он сам определил - "говорение мимо", объяснялась, как кажется, желанием сохранить автономность своей "мыслящей машины" и не подпасть под магическое обаяние окружавшего его тотального артистизма. Отказавшись от роли умного наблюдателя, выносящего свои субъективные мнения о представленных на обсуждение артефактах, Подорога не разбирал те или иные художественные объекты или жесты, но делал их частью своих феноменологических конструктов, которые, в свою очередь, должны были каким-то образом влиять на художников. Лавируя, избегая прямых столкновений, мысль Подороги стремилась быть неподвластной вызову искусства, и более того - быть источником власти по отношению к нему. С точки зрения "философской империи" такое поведение было вполне логичным: отвлекающие маневры, показная незаинтересованность в художественной практике как таковой предотвращали агрессию, усыпляли бдительность художников и в конечном итоге приводили к поглощению их опыта "теоретической машиной" Подороги. Машина стала давать сбои, когда выяснилось, что художественный опыт отказывается быть адекватным теоретической программе, которая пыталась его породить: задания Подороги ("Поверхность", "Геракл - изготовитель кож") инициировали художественную практику, которая ломала инструменты поглощавшей их "машины". Художник считал неадекватной трактовку Подороги; Подорога мягко намекал на то, что был не понят художником.
Постпозиция (встреча Х). Драматизм ситуации взывал к интеллектуальной честности. Философ сдался: "Говорение мимо", - произнес он на последней сессии Мастерской, - было лицемерием, потому что суть заключалась не в том, что я говорю мимо, а в том, что надо работать здесь... Нет ничего вербального или визуального. Это напряжение, которое искусственно выдумано людьми, которые пытаются в чем-то разобраться. Нас это не должно волновать. Речь визуальна, она имеет мощность визуальности... Мне хотелось представить это пространство как некое действие, в котором происходит художественное событие". Как воспринимать эти заявления? Насколько они честны? Обязывают ли они саму мысль к другому поведению? Или это очередной обманный маневр "мыслящей машины", опять не справившейся с метафизической программой по уловлению искусства? Испугавшейся его? Кстати, одной из причин такого поворота были акции Александра Бренера, Юрия Лейдермана и Анатолия Осмоловского, подключившиеся к работе Мастерской на третьем заседании. Эти акции вообще остались самой непроговоренной, замолченной областью внутри всего проекта. Как, впрочем, и весь "московский акционизм" внутри интеллектуального пространства 90-х. Изначальный настрой Подороги на область "визуального" (об этом говорит и его задание "Поверхность" и предложенная им вначале формула авангарда как "совращающего отвращения") никак не выручил его в ситуации акции-поступка - не визуального жеста, взывающего к наблюдателю, но жеста-сострадания.
Решение организовать в стенах Центра современного искусства Мастерскую визуальной антропологии было принято кураторами ЦСИ Владимиром Левашовым и Виктором Мизиано весной 1993 года. Куратором проекта был Виктор Мизиано. Не принимая непосредственного участия в обсуждениях, Мизиано был той невидимой фигурой, без которой этот интереснейший проект вообще не состоялся бы. И если диспозиция "художник-философ" и не была окончательно дискредитирована в рамках Мастерской как невозможная и катастрофичная, то это во многом и его заслуга - заслуга не того, кто разделяет, но того, кто осуществляет заботу. Если хотите - реального автора всего проекта, организовавшего в стенах ЦСИ драматичное артдейство, движимое сцеплением художественных и метафизических амбиций.