Юлия Виноградова
Искусство – моя любовь и образ жизни.
Фото Сергея Приходько (НГ-фото)
Лорд Марк Полтимор работает в области антиквариата почти всю жизнь, а последние несколько лет курирует русское направление Сотбис и регулярно приезжает в Россию. В связи с открытием представительства Сотбис в Москве лорд Полтимор в очередной раз посетил столицу и согласился ответить на наши вопросы.
– Сэр Полтимор, известно, что люди, профессионально занимающиеся искусством, просто не могут оставаться равнодушными к красивым вещам. Собираете ли вы что-нибудь?
– У меня не очень серьезная коллекция, но, конечно, я подсобрал кое-что с 18 до моих почти уже 50 лет. Мы с женой стараемся приобрести что-то каждый год. Моя коллекция очень эклектична, я не специализируюсь на чем-то одном, скажем, на портретах или русских художниках. Я покупаю немного русских, немного французов, всего по чуть-чуть. Правда, все зависит и от моего кошелька. Кроме того, мой дедушка – швед, и я люблю шведское искусство. Я думаю, что человеку приятно покупать произведения искусства, с которыми он имеет какую-то связь, будь то его корни, или любимый город, или место, где ты хорошо провел отпуск. Всегда должен быть какой-то мостик между тобой и искусством.
– Вы уже несколько лет плотно занимаетесь русским искусством. Наверняка за это время сложились личные предпочтения.
– Обожаю Малевича, потому что это гигант. В России его очень хорошо знают, а на Западе он недооценен. Если бы у меня были деньги, я бы обязательно приобрел картины этого потрясающего художника.
– А какие еще русские художники популярны на Западе?
– Айвазовский, великий маринист, Бакст из-за своих театральных работ, очень популярны Репин, Шишкин. В основном классические произведения и художники, потому что искусство начала XX века нам недостаточно известно, оно в большинстве своем находится в ваших музеях. Мы очень любим этот период искусства – Кандинский, Шагал, Явленский. Русский авангард, может быть очень востребован на Западе, если бы мы могли его видеть в большем количестве.
– А что предпочитаете из европейского искусства?
– Как и у всех людей, мои вкусы меняются со временем. Сейчас меня привлекает искусство XX века, то, что называется modern and contemporary art. Мне нравится искусство, которое бросает вызов, искусство-приключение. Пикассо, Мондриан, скульптуры Бранкузи. Еще, конечно, очень зависит от настроения. Иногда хочется посмотреть на Уорхола, а иногда думаешь – нет, это совсем не то. Это как с музыкой: когда у тебя плохое настроение, хочется чего-то яркого и поднимающего эмоции, а иногда хочется это настроение поддержать. Все зависит. Я очень люблю ходить на выставки. Например, сейчас мне нравится Поллак, но еще какое-то время назад я совершенно ничего о нем не знал. А пришел на выставку, и она прекрасно раскрыла для меня его творчество. К тому же я был с другом, который хорошо знает работы Поллака, он мне многое пояснил. Думаю, это очень важно, когда тебе объясняют и помогают открыть что-то, что ты не всегда можешь увидеть сам. Или, например, невероятный Ротко – замечательная работа, размер, колорит, качество, и вот она продается в Нью-Йорке за 72 миллиона долларов. Это прекрасно.
– Так что же вам нравится больше – современное или все-таки старое искусство?
– Боюсь, что мне нравится и то и другое, в этом вся сложность. В современном искусстве я люблю шок, когда кто-то говорит, что это отвратительно, а кто-то – что прекрасно. Художники всегда любили шокировать публику. Когда была написаны «Бурлаки» Репина, критики ругали работу и говорили, что это уродство. А это было политическое заявление, надо было показать, что люди в России по-прежнему несвободны, и уродство было заключено в том, что изображались страдающие лица. Это удивительно, когда в Лондоне вы выходите из галереи Тейт, вы еще долго можете слышать в переулках, как говорят об искусстве. Я думаю, это очень хорошо, потому что не просто «пришел–посмотрел», а увиденное рождает размышления. Почему был написан «Черный квадрат»? Почему вообще люди пишут красками? Коллекционеры сейчас стали моложе по возрасту, и они предпочитают покупать, конечно, не то, что покупали их родители. Поэтому мне кажется, что рынок современного искусства будет очень развиваться в ближайшие 10–15 лет. Большая проблема Москвы и России, что у вас нет хорошего музея современного искусства, международного, на уровне.
– Но есть частные коллекции. Существует мнение, что серьезные частные собрания вообще когда-то смогут заменить и вытеснить музеи.
– О нет, я надеюсь, что музеи будут существовать вечно, ведь частные коллекции всегда остаются частными, а музеи объединяют, они открыты для всех. Невозможно себе представить, чтобы закрылись Русский музей или Третьяковская галерея. Это часть вашей культуры, часть души. Невозможно себе представить их отсутствие. В Абу-Даби, в Арабских Эмиратах, в тесном сотрудничестве с нью-йоркским Музеем Гугенхайма и Лувром сейчас строят музей, в который вкладывают миллионы долларов, и они там надеются, что если лучше узнают нашу культуру, а мы лучше узнаем их, то будет больше мира на земле. И я поддерживаю их.
– Всем известно, что самый большой конкурент Сотбис на рынке – это аукционный дом Кристис. Как взаимодействуют два британских гиганта?
– Да, это постоянная борьба и конкуренция. У нас никогда не бывает общих дел, мы не можем работать вместе. Во-первых, это запрещено законом. А во-вторых, это два совершенно разных подхода к бизнесу, даже разные философии. Сотбис – американская открытая акционерная компания, Кристис – частная французская. В начале своей карьеры, как вам, наверное, известно, я проработал 23 года в Кристис, потом занимался собственным бизнесом и теперь вернулся в мир антиквариата, но уже в Сотбис. Мы абсолютно независимы, ни с какими другими европейскими аукционными домами мы также не взаимодействуем. Хотя в Южной Африке есть у нас сейчас контакты, но это очень слабые связи, а так мы сами по себе. При этом с гордостью могу сказать, что на русском рынке Сотбис занимает сейчас первое место, у нас 75 процентов.
– Во многом благодаря аукционам огромное количество русского искусства сейчас активно возвращается на родину. Не приведет ли это к тому, что русское искусство совсем не будут знать за пределами страны?
– Я не думаю, что это большая проблема. Наоборот, благодаря публичным торгам можно видеть произведения, которые не выставлялись много лет. У нас много выставок, издаются каталоги, которые остаются на много лет. Рынок открыт, и огромные вливания наличных денег дают возможность лучше узнавать русское искусство. И вообще сейчас все русское очень популярно, и, когда звучит призыв, что там что-то русское, люди на это бегут, все русское сейчас очень сексуально. В Лондоне живут 5 миллионов русских. Это фантастика! Русские магазины, русские газеты. Мы любим русских!
– Тогда мы можем надеяться, что исчезли давние стереотипы – водка, медведи┘
– Конечно, нет. Мы обожаем обобщать. Да и русские наверняка думают, что все англичане ходят задрав нос кверху и живут в замках. Но сейчас мы лучше знаем друг друга, и процесс «покупать–продавать» очень этому помогает. Хотя всегда есть легкий культурный шок, но к нему быстро привыкаешь. И именно поэтому Сотбис теперь в России: мы решили, что это возможно.
– В связи с открытием представительства вы, наверное, следите за событиями в России, за ее политикой, экономикой.
– Нет, нет, я не люблю политику, я вообще не люблю ничего экстремального. Будь то английская, китайская или русская политика. Конечно, я читаю газеты, но все равно понимаю, что моя любовь – это искусство. Я живу в некотором роде в облаках. Это мой образ жизни.
– При этом у вас огромные знания и опыт. Передаете ли вы их кому-нибудь?
– В Сотбис мы постоянно, каждый день обучаем молодых. Лекции, курсы. Нужно подтягивать молодое поколение на благо компании, на благо нашего общего дела. И еще, конечно, учу моих детей.
– Они тоже связаны с антиквариатом?
– Мой старший сын связан с бизнес-менеджментом, а еще увлекается современной музыкой. Он диджей и надеется вполне серьезно этим заняться, что меня очень беспокоит. А вот средний сын как раз изучает в университете историю искусства, и я надеюсь, он продолжит мое дело. Младшая дочь пока в школе, но она увлекается фотографией и тоже, возможно, выйдет на эту дорожку, но пусть она выбирает то, что хочет сама. Кроме того, мои дети очень музыкальны, дочь играет на барабанах, сыновья – на гитарах. Очень много шума! Хотя, если честно, я обожаю британскую рок-музыку.
– Первого июня Москва отмечает Международный день детей. А есть ли у Сотбис какие-то специальные мероприятия?
– О, я ничего не знал об этом, и Сотбис не празднует этот день в Британии. Но в течение года у нас очень много мероприятий для детей, и мы стараемся так организовывать аукционы, чтобы больше средств шло на благотворительность. Например, в июне в Лондоне будет большой аукцион современного искусства специально для детей, а в прошлом году я сам провел несколько благотворительных аукционов в Москве.
– В нашей столице вы уже не первый раз. Нравится ли вам Москва?
– Я люблю Москву. Прекрасный город, благородные люди, отличное место для работы. Как вы видите по моим глазам, мы здесь замечательно проводим время, получаем очень много приглашений на различные вечера. Но, к сожалению, остается мало времени, чтобы успеть посмотреть достопримечательности. Конечно, я видел Кремль и пешком прогуливаюсь до Красной площади, чтобы прочувствовать дух Москвы. Еще я был в Петербурге, но на этот момент все богатства сосредоточены в этих двух городах, поэтому мои деловые поездки ограничиваются ими. Я бы хотел посетить Украину и, может быть, Казахстан.
– В заключение почти философский вопрос. Говорят, что красота спасет мир. А что должны делать люди, чтобы помочь красоте спасти мир?
– Я думаю, люди должны быть добрее друг к другу, более терпимыми. Относись к другим так, как хочешь, чтоб другие относились к тебе. И это и есть красота.
