Большая немецкая живопись. Галерея «Риджина».
Берлин большой, никому не тесно. Поэтому из «берлинского пирога» легко вырезать современную выставку на любой вкус: для Дома фотографии – фотографии (см. НГ от 30.03.04), для Дома Поленова – инсталляции, для галереи «Риджина» – живопись. Все довольны, все в своем репертуаре.
Немцы из «Риджины» любят большие холсты и ценят сильные эмоции. Словом, они чудо как похожи на украинских хлопцев, обычных питомцев галериста Владимира Овчаренко. Если «Барбекю у Рейна» (Франк Бауэр, 2003), то – с фигурами в человеческий рост и размером произведения 2х6 метров (так что одного холста не хватило, и пришлось соединять два). Если «Хаммер 2» (Татьяна Долл, 2003), то – с портретом джипа в натуральную величину и холстом 2,05х3,71 метра. Это мощные картины, которые прежде всего давят своей физической массой.
Это живопись, которая склона передавать сильные ощущения. Например, восхищение горными вершинами – маленький человечек на маленьком пятачке земли посреди горного серпантина поставил свою маленькую зеленую машинку, чтобы полюбоваться огромными лесистыми горами (Свен Кронер, «Без названия», 2003, 2,2х3,1 м). Или счастье физкультурников в белых штанах при виде пролетающих над ними голубых самолетиков (Норберт Биски, «Это не драма», 2004, 1,5х2,1 м). То есть это живопись, романтическая в своей основе, но современная по своей технологии. Как Каспар-Давид Фридрих после школы Базелица. Или как Дейнека после обучения в современной кунстакадемии.
Немцы в Доме Поленова выглядят точь-в-точь как московские артрадикалы. Шарон Энтехаби в своей работе «Счастливая пища» (2004) заснял маленькую мусульманку (в синеньком скромном хиджабе), за обе щеки уплетающую макчикен с необыкновенно довольным видом (а рядом с телевизором – копия рекламного плаката Happy meal из «Макдоналдса»). Последствия злоупотребления гамбургерами демонстрирует Мариса Маза: они ясно видны по фигурам немецких пэтэушниц разноплеменного происхождения. Их домашние фотки, сделанные плохими камерами, выставлены в духе идеи «художником может быть каждый», но только не самими авторами снимков, а художницей, которая, как «куратор плохого искусства», выставляет таким образом напоказ чужую идентичность. Ядро субкультуры немецких пэтэушниц – рэп. Девчонки-турчанки, арабка и хорватка выступают в самодеятельной рок-группе «Шлези герлс» (с текстами можно ознакомиться тут же – на стенке, а музыку послушать в наушниках). И ничего страшного. Ничем не лучше, чем рок-группа «Час пик», существовавшая в моей родной школе.
Обе выставки с успехом доказывают, что никакого различия между немецким и русским современным искусством нет. Есть, правда, небольшие социальные детали: например, в Германии гомоэротика и трансвестизм – это уже эстетика ПТУ, а в России пока еще нет. Да плюс к тому германские товарищи-инсталляционисты зациклены на политических вопросах почище наших молодых леваков, выучеников Осмоловского и Тер-Оганяна; они относятся к искусству в духе современной левой идеи: «думай глобально, действуй локально», то есть критикуй «Макдоналдсы» в любом месте в любое время (Шон Снайдер и в Саудовской Аравии нашел мясистые следы гамбургеров, то есть транснациональных корпораций). Но такие небольшие социальные различия легко преодолимы.
Если заменить имена на славянские, то разница между Москвой и Берлином сотрется начисто. И потому логичной вершиной трех проектов выглядит объект Анатолия Журавлева, выставленный в «Доме Поленова». Он живописен – это связка маленьких разноцветных каучуковых шариков дымчатой раскраски. Он фотографичен, потому что в центр каждого шарика вмонтирован миниатюрный фотопортретик (каждый – размером меньше копеечной монеты). Он социален, так как каждый портретик представляет знаковую поп-персону (но, впрочем, изображения эти так малы, что о героях можно скорее догадаться, чем уверенно их идентифицировать. Объект Журавлева выставлен в Доме Поленова посреди немецких инсталляций. Этот художник объединяет Москву и Берлин в одном (своем) лице. Как активный участник московской артсцены, который уже много лет подряд живет в Берлине.