Жан-Мари Ле Пен: "Мы больше не являемся действительно свободной и независимой страной"

НАЧАЛО

- Она существует сегодня, как и всегда. Не надо быть наивным и думать, что эти люди не способны сделать то, что было сделано. И если они это сделали - нужно их уничтожить, вот и все. Правда, есть еще люди, чья политика привела к этой реакции, к этому возмущению, к этой досаде и ярости. Эти люди тоже должны чувствовать свою вину.

Например, американцы, представляющие собой самую мощную и богатую страну мира, привели своей осознанной политикой к насильственной смерти более чем миллион иракских детей. И эта политика, совершенно естественно, должна была породить настоящую ярость против людей, ее проводивших. Иракцы вполне могут сказать: вы оплакиваете 3 тысячи погибших на Манхэттене, а мы потеряли более 1 миллиона только детей! Конечно, они погибли не во время войны, а угасли тихо и незаметно, совершенно неинтересно для Си-эн-эн.

Говоря об опасностях экстремизма и экспансионизма, следует помнить, что мир ислама никогда не приходил в движение иначе как под давлением демографии, как это было и с любым другим перемещением больших людских масс. Конечно, нет нужды скрывать завоевательный характер ислама, но причина экспансии исламского мира - не религия, но демография.

Сегодня эти народы выражают себя в традиционных, исторически известных формах, и один из элементов, объединяющих исламский мир, - это ислам. А это религия в одно и то же время политическая, нормативная и дающая простор экстремизму. Который, в свою очередь, опирается и на ее демографическую мощь, и на возможность различных интерпретаций этой религии. (Здесь нет внешнего и общепринятого авторитета, и каждый при желании волен давать свое обоснование едва ли не любой идее.)

Но, еще раз повторюсь, опасность для нас проистекает в меньшей степени от внешних сил и в большей - от нашей внутренней слабости. И так как мы не можем по большому счету сделать что-то с внешней опасностью, следует начать с уменьшения нашей внутренней слабости.

И прежде всего с нашего демографического усиления, для чего необходима серьезная деятельность государства в поддержку семьи. Мы должны увеличить нашу рождаемость и прекратить работу насоса, всасывающего иммигрантов. Мы должны показать людям за границей, что они должны решать свои материальные проблемы в своих собственных странах. Потому что у нас они больше не смогут получить ничего. Потому что все преимущества будут на стороне собственников этой страны, то есть ее народа.

- Эта международная юстиция в Гааге - совершенно сумасбродная вещь. Она не может быть не чем иным, кроме как инструментом политического давления. В данном случае американцы более или менее скрытно инспирировали создание этого трибунала. Они не предполагали, разумеется, что кто-то может потом потребовать их самих в качестве ответчиков.

Конечно, я не думаю, что главы государств должны быть неподсудны. И я не считаю, конечно, Милошевича святым. Но тот процесс, героем которого он сегодня является, это процесс исторический, политический, где юстиции почти нет места.

- Нет, особых личных отношений нет. Хотя я всегда удивлялся, например, короткой памяти Ширака. Он неоднократно клялся всеми возможными клятвами, что никогда не встречался со мной и не пожимал мне руки. Но вот вам фотография в недавно изданном альбоме: мы здесь явно пожимаем друг другу руки.

Ширак всегда был лучшим другом левых. Это он обеспечил переизбрание Миттерана. Это он объявил анафему тем 15% правых, которые голосовали за Национальный фронт, оттолкнул их и тем обеспечил победу левых на парламентских выборах 1995 года. Для него это совершенно нормально.

С Жоспеном мы встречались несколько раз во время дебатов, и в общем, не знакомы. Человек он приличный. Хотя, к сожалению, во время местных выборов 1998 года он однажды обвинил Национальный фронт вслед за Шираком в "ксенофобии и расизме". Но после поражения в первом туре он повел себя весьма достойно и, кстати, не выступал с призывами поддержать Ширака "в целях спасения Французской Республики от этого ужасного Ле Пена".

- Я происхожу из весьма скромной бретонской семьи, мой отец-рыбак погиб в море в годы войны. В социальном смысле я мог бы быть коммунистом. Но я не стал им по причинам культурного порядка, потому что в нашей деревне, Трините-сюр-мер, коммунистами была только всякая сволочь. Любители поколотить своих жен и поболеть вместо того, чтобы идти на работу. Было их человек тридцать, которые всегда были готовы искать причины любых неурядиц в других, но в себе - никогда.

Я ходил на ловлю сардин на таком коммунистическом судне. Это было очень плохое судно, с очень плохим капитаном, очень плохим экипажем. Но они были воодушевлены идеей о том, что все это по вине других. Это меня отталкивало.

И еще была одна причина, когда я уже был студентом, мне говорили, что капитализм - это присвоение хозяином того богатства, которое произведено рабочими. И я думал: если капиталист присваивает 80% того, что производится рабочими, значит в стране, где отсутствуют капиталисты, рабочие должны быть в 5 раз богаче! Тогда почему я не вижу у нас в Бретани советских туристов-рабочих? Ведь они должны быть в 5 раз богаче нас!

Когда мне говорили о советских успехах в науке, я отвечал: пойдите в Сорбонну, посмотрите на потолок там и вы увидите множество имен великих русских ученых. Задолго до 1917 года Россия имела прекрасных ученых, артистов, художников, музыкантов! Не коммунисты создали все это!

Я бы не удивился, если бы Путин потребовал возвращения всех тех сумм, которые были направлены, например, Французской коммунистической партии. Думаю, что России сегодня определенно не повредили бы все те средства, которые были в свое время направлены на покупку роскошной недвижимости для руководителей Компартии, настоящих "кавиар-гош" (прозвище для руководства левых партий, любящего широко пожить. - А.Ф.). Пора сказать председателю ФКП: "Господин Ю, верните деньги!"

- Я желаю, чтобы Россия вновь вернула себе достоинство и силу. Страны с таким народом, с такой территорией и историей сегодня явно не хватает в мире - для геополитического равновесия.

Я лично, будучи французским патриотом, испытываю огромную симпатию к России. У меня всегда были хорошие отношения с белыми русскими из первой эмиграции. Они вдохновили меня на издание пластинки "Марши Русской императорской армии". Точнее, это был господин Скрябин, поручик Императорской гвардии, который познакомил Францию с этой музыкой. Пластинка была записана оркестром Республиканской гвардии. Это было двадцать пять лет назад.

Я также интересовался русским балетом, танцем, я очень хорошо знал Сергея Лифаря, однажды даже был секундантом на его дуэли на шпагах (Лифарь был тогда ранен в руку) с маркизом де Куэвас, директором "Гран бале де Монте-Карло". Я знал таких известных русских танцовщиков во Франции, как Сирил Атанасов, Серж Головин, Жорж Скибин.

Всегда помню мелодию русского народного гимна. (К восторгу присутствующих поет "Боже, Царя храни!".)

Я всегда хотел встретиться с Солженицыным, но когда он был здесь, вокруг него слишком плотно держались некоторые люди и не подпускали "посторонних". Но, может быть, я увижу еще его в Москве.

У меня много друзей среди русских, один из них - Илья Глазунов.

- Это было в 1968 году, во время первой выставки Глазунова на Западе. Он тогда задержался здесь из-за забастовки почти на месяц. У меня был друг русского происхождения. Он и пригласил меня на встречу с русским живописцем, который "думает как мы".

Глазунов приехал из коммунистической страны, но явно не был коммунистом. Его живопись вдохновлялась традицией, историей и т.д. Мы познакомились, понравились друг другу, и он сделал мой портрет. У него, кстати, в это время не было отбоя от заказов разных важных буржуа левого толка. Но он сделал мне этот прекрасный подарок.

Одну вещь я не могу понять сегодня в России. Почему писатель Лимонов находится в заключении? Это какая-то игра полиции, спецслужб?

- Но это борьба! Политическая борьба не ведется молча!

- Такие, как Клод Шаброль, например? Да, но вы знаете, во Франции весь артистический мир вовсе не плюралистичен, но подчинен одной единственной идеологии, левой и крайне левой. Не все, конечно, разделяют левые взгляды, но все обязаны прислушиваться к ним и принимать во внимание господствующее мнение.

Здесь, во Франции, властвует интеллектуальный терроризм. Многие люди не решаются со мной знакомиться или не решаются открыто демонстрировать это знакомство, опасаясь того давления, которое может быть на них оказано. Трудно всем быть столь же смелым, как Клод Отан-Лара.

Конечно, такие действительно близкие мне люди, как Брижит Бардо и Ален Делон, слишком знамениты и богаты, чтобы их тронули. Они могут позволить себе все.

- Вернувшись из Индокитая, в 27 лет я был избран депутатом и сразу стал руководителем депутатской группы. Членами нашей группы не были профессиональные политики, но бывшие коммерсанты, ремесленники, предприниматели и т.д. Мы защищали идею французского Алжира, но в 1962 году проиграли выборы. Тогда начался долгий путь через пустыню. После 1969 года (после ухода генерала де Голля) я стал думать о создании право-национальной партии.

Правда, прошло 12 лет, прежде чем в 1984 году наша партия преодолела пятипроцентный барьер. Было очень трудно преодолеть этот барьер: ведь любые выборы стоят достаточно дорого. Но в середине 1970-х годов я получил наследство от одного из моих сторонников, не имевшего семьи. Это наследство (несмотря на то что 70% его ушло на налоги) дало мне возможность политической независимости.

В 1986 году мы вошли во французский парламент, а затем - в европейский...

- Да, хотя второй тур президентских выборов сопровождался политическим и медийным натиском на меня - прямо советского толка.

Люди были обмануты невероятным враньем о том, что "республика в опасности!" В опасности от кого? От меня? Я ведь не латиноамериканский генерал! У меня нет парашютистов, нет танков, нет профсоюзов, нет ни прессы, ни радио, ни телевидения! Да, это было невероятное вранье!

Врагом Европы и врагом Французской Республики является не Ле Пен. Их враги находятся внутри них самих. Враг республики - бессилие, немощь правления, коррупция, продажность политиков. И разрыв их с народом, потому что они сами отделили себя от нации, от национальных чувств и национальных интересов.

Что было явно заметно в общем волнении "за судьбу республики", так это безмолвное соучастие левых и правых в нежелании приступать к реформам. Именно перед этим препятствием остановился экипаж Сен-Клу (в Сен-Клу находится штаб-квартира Ле Пена. - А.Ф.). Я мог бы привести и другое сравнение.

Ле Пен - это доктор, который говорит вам: "Послушайте, вам нужен определенный режим, потому что иначе вы умрете. И это довольно жесткий режим". Есть и другие, кто говорит: "Не нужно вам слушать этого Ле Пена, господин Ле Пен - экстремист! Я вам дам белого порошка, который вы будете принимать перед завтраком, и вы выздоровеете!"

Вызывает удивление, каким образом миллионы французов, проголосовавших за меня, сумели противостоять невероятному давлению массмедиа, к которому приложили руку руководители всех газет и каналов.

Что отличает диктатуру от демократии? Прежде всего плюрализм, множественность источников информации. При диктатуре государства положение понятно: от газет, журналов, телевидения не приходится ожидать особой разницы во мнениях. Напротив, при видимости демократии люди думают, что все эти средства массовой информации действительно разные. Их различие вроде бы является гарантией демократии.

В моем же случае все массмедиа словно выстроились в одну линию. В окружающем мире могло создаться впечатление, что "Великий французский проект", великая, так сказать, "геополитическая миссия Франции" состоит только в том, чтобы преградить дорогу Ле Пену. Чтобы переизбрать Ширака! Глупо и смешно до слез, но это прошло!

Франция представляет собой сегодня совершенно "тоталитарную демократию". Этакий "тоталитаризм с человеческим лицом". Господин Ширак, кстати, провел выборы в стиле маршала Мобуту.

Посмотрим, что произойдет в ходе парламентских выборов. Все-таки люди получили возможность какое-то время поразмышлять над странностями этого "Великого французского проекта".

Я, кстати, думаю, что мы также стали жертвой массовых фальсификаций в ходе второго тура президентских выборов. После того как в списках осталось только два кандидата, а левые и правые объединились вокруг одной персоны, мы не смогли обеспечить полного контроля за правильностью процедуры голосования. У нас попросту не хватило людей для этого. Так что неудивительно, что во втором туре в муниципалитетах, руководимых коммунистами, Ле Пен получил только 10% голосов.

Я с интересом ожидаю результатов парламентских выборов, потому что их ландшафт напоминает ландшафт первого тура президентских выборов. Наличие большого числа кандидатов позволяет надеяться на взаимный контроль на избирательных участках. Разумеется, газеты, радио и телевидение будут продолжать в том же духе, но по крайней мере я не ожидаю массовых фальсификаций.

Впечатление такое, что довольно много людей были шокированы тем натиском, которому подвергся кандидат Национального фронта перед вторым туром президентских выборов. И вряд ли кто мог не заметить еще одного события. Над толпой, собравшейся вечером после выборов на парижской площади Республики, чтобы приветствовать победителя-Ширака, реяли... иностранные знамена: Туниса, Марокко, Алжира и т.д.

Сразу после наших выборов все европейские правительства начали объявлять о принятии новых мер по ограничению иммиграции. Но - слишком поздно. Стоит обратиться к докладу ООН по проблемам миграции. Авторы предупреждают нас о том, что в течение предстоящих 20 лет Франция должна будет принять 27 миллионов иммигрантов, а Европа в целом - 170 миллионов.

Конечно, для финансовых воротил Нью-Йорка это вполне нормально. Им вполне все равно, будут массы работающих потребителей белыми, желтыми или зелеными, как будут они себя вести и одеваться и т.д. Но мы-то живем здесь, это - наша страна.

Что с того, что вам говорят о том, что "нельзя быть таким строгим, как Ле Пен, и запрещать этим бедным людям приезжать во Францию". Вы сами разве готовы разрешить этим людям приехать к вам, поселиться в ваших квартирах. Да-да, это совершенно законное сравнение!

Нет, не готовы? Тогда давайте спросим весь французский народ, включая самых бедных его представителей: желаете ли вы разделить со всем миром свое собственное достояние? Или вы хотите сохранить это пространство для себя самих?

Я считаю, что любую иммиграцию нужно контролировать, включая и европейскую. Не стоит принимать на веру утверждение о том, что благосостояние какой-то страны может быть связано с отъездом за границу своего собственного населения. Ясно, что при наличии соответствующей экономической политики именно производительный труд этого населения может привести к действительному благосостоянию. Помочь здесь может развитие сотрудничества европейских стран во всех сферах, включая и инвестирование в экономику менее развитых регионов.

Как говорят китайцы, если кто-то голоден, то не давай ему рыбу, но научи ловить ее.

В течение сорока лет (!), основываясь на объективных данных, я говорю о демографической обстановке в северных странах и странах так называемого третьего мира. В одних - постоянное падение рождаемости, в других - демографический взрыв. С каждым годом давление на Европу усиливается. И вместо принятия защитных мер против этого феномена, вместо контролирования глобализации экономики происходила постепенная отмена пограничного контроля, и насаждалась антисемейная политика.

Не только мы, но и, например, Германия находится в том же положении, и Россия. Даже страны, до сей поры имевшие положительную динамику рождаемости, как Испания, Португалия или Италия, сегодня ослаблены. Но если это будет продолжаться далее, если Европа будет столь же пассивно реагировать на эту опасность, то она попросту исчезнет лет через пятьдесят.

Эта европейская, евроазиатская цивилизация попросту исчезнет. Она будет затоплена - физически, психологически, умственно и, разумеется, культурно.