Программу Второго Пасхального фестиваля (см. "НГ" от 25.04.03 и 29.04.03) можно считать перевыполненной. Даже разбушевавшаяся 4 мая непогода (вот и верь, что мэр тучи разгоняет!) не смогла сорвать гвоздь этой программы - "мультимедийного" "Бориса Годунова" под открытым небом на Соборной площади. Награжденный накануне фестиваля орденом "За заслуги перед Отечеством" III степени Валерий Гергиев не мог отступать и ринулся на амбразуру, прихватив за собой все свое мариинское хозяйство. Хор стоически не замечал дождя, холодные капли освежали разгоряченное горло именитых солистов (хотя, по сути, это полнейшая профессиональная антисанитария и нарушение КЗоТа). Многочисленная публика, огромное число випов на трибунах, заботливо укутанных рукой устроителей в старые солдатские одеяла, под ветром и проливным дождем патриотично внимали народной драме Мусоргского под сопровождение духовых и мокрого рояля (подвиг концертмейстера, два часа кряду игравшей на "водной" клавиатуре ледяными пальцами, тоже достоин государственных наград). Кому был нужен подобный героизм - непонятно.
Непонятного и необъяснимого на фестивале было достаточно. Почему, например, не смогли найти общего языка в Третьем концерте Рахманинова Плетнев и Гергиев? Почему сиятельный невозвращенец Миша Майский играл в костюме "с голым животом", почему выронил смычок во время Вариаций на тему рококо Чайковского и почему казалось, что его виолончель вот-вот задымится от немилосердно яростного темпа? Почему хрестоматийный концерт Глиэра для голоса с оркестром Анне Нетребко можно петь по нотам, допуская при этом энное количество интонационной неточности, особенно на стаккато? Почему в полухалтурное мероприятие была превращена "мировая премьера" талантливой оперы Владимира Мартынова "Новая жизнь" (по Данте) - исполнили лишь два акта и то не полностью, публика уходила пачками. Et cetera. Объяснение, наверное, следует искать в том, что мариинский музыкальный конвейер не позволяет слишком долго и тщательно репетировать - оркестр и солисты Гергиева существуют на разрыв, только успевай выдавать.
Если честно, от такого количества и напора музыки на Пасхальном фестивале все немного устали. Устали слушатели, устали музыканты. Не устал, по-видимому, один Валерий Гергиев, который в пасхальные дни успел отметить свой полувековой юбилей и параллельно в Петербурге открыть фестиваль "Звезды белых ночей" очень удачным исполнением "Войны и мира".
Однако конец - делу венец, и триумфальную точку Второго Пасхального поставил Всемирный оркестр мира (World Orchestra for Peace) под управлением Гергиева. Этот уникальный коллектив, впервые собранный Георгом Шолти в 1995 году из лучших "игроков" планеты и патронируемый принцем Чарльзом и Генеральным секретарем ООН Кофи Аннаном, за восемь лет своего существования провел всего несколько турне. Тем приятнее вновь (после Красной площади) услышать его в Москве. На сей раз в Оркестре мира было более сотни музыкантов из 45 стран. Ода на окончание войны Прокофьева поражала нестандартным, каким-то на редкость торжественным инструментальным составом - полное отсутствие струнных покрывалось арфами в количестве восемь штук и четырьмя роялями, за которыми сидели Владимир Овчинников, Андрей Диев, Алексей Зуев и Станислав Иголинский. Полная перемонтировка сцены после этой короткой торжественной пьесы заняла времени едва ли не больше, чем сам 105-й прокофьевский опус. А далее, в увертюре и скерцо из "Сна в летнюю ночь" Мендельсона и в "Дон Жуане" Штрауса можно было наслаждаться красочной жизнью полного оркестра. Причем звук этот кардинально отличался от экспансивного "мариинского" стиля несравнимо большим изяществом, легким дыханием, воздушностью, более светлой энергетикой. Другое прикосновение к инструменту, "другой смычок", другой профессиональный менталитет, а проще говоря - другое отношение к музыке.
На бис двукратно сыграли некий маршеобразный опус, который поначалу напомнил об аналогичной музыке Иоганна Штрауса, но на поверку оказался микстом из музыки британца Эрика Коутса к какому-то забытому фильму военных лет. Маэстро пританцовывал от удовольствия на своем "капитанском мостике", изрядно начиненная светскими и духовными властями, а также богемными сливками публика накалившегося Дома музыки вибрировала от восторга. Счастливые обладатели особых пригласительных проследовали на фуршет-коктейль, откуда уже через десять минут впору было спасаться бегством от нахлынувшего столпотворения - чувствовался родной менталитет.