Может, это и есть дом 30, квартира 23? Фото Евгения Никитина |
Кирилл Плетнер
Читаю Мамардашвили в звенящей тишине квартиры, как вдруг кот начинает орать дурным голосом, бегать к лотку и обратно, скрести когтями, предупреждая о своем намерении сходить по большой нужде.
Я пробую призвать кота к тишине и порядку, обращаюсь к нему строго, по имени: «Винсент!»
Кот, пробегая мимо аллюром, выгибает спину дугой, таращит глазища и властно, будто вызывая меня к барьеру, орет на меня.
Картина, которую я наблюдаю ежедневно.
А что, если с помощью этого ежедневного ритуала кот создает ритмы, которые погружают меня в созерцание личного мифа?
Мамардашвили описывает ритуал оплакивания, совершаемый вдали от цивилизации, в глухой горной грузинской деревушке.
Плакальщицы, не вкладывая чувства в процесс, самой формой обряда, его ритмом, путем монотонного повтора слов, вибраций создают особое состояние психики, конструкцию, которая облегчает душу, связывает ее с бытием.
Так объясняет обряд философ.
Допустим, сон, внутри которого кот Винсент, сам не имея чувств, воздействует на меня, передавая часть своей психической энергии с помощью повторяемого ежедневного действия, ритма и вибраций, и мы оба попадаем в узнаваемую для нас обоих конструкцию (Мамардашвили называет ее «фасцами бытия»), в наш общий миф, в котором кот уже не кот Винсент, а леопард, а я – человек с копьем.
Ничего удивительного, психологи говорят: чтобы оказаться в измененном состоянии сознания, человеку достаточно чихнуть.
Почти голый, босой, я много километров подряд преследую антилопу гну.
Раскаленный воздух саванны, усталость, ритм сердца, частоту дыхания я алхимически переплавляю в состояние предсознания, похожее на сон.
В этом сне я могу бежать сутки.
Я не останавливаюсь, даже потеряв след.
Потеряв направление, я верчусь на одном месте, копье в моих руках очерчивает круг и само указывает вектор движения.
В голове моей нет мыслей, я – инструмент, я сам копье в полете.
Время антилопы течет быстрее, чем мое, расстояние между нами неуклонно сокращается.
Вот я на расстоянии броска, антилопа, почуяв опасность, медленно, как бы задумчиво поворачивает голову, и в этот момент откуда-то сбоку появляется леопард, запрыгнув на спину антилопы, он вонзает зубы ей в сонную артерию.
Меня не смущает, что вместе с хищником приходит весь его прайд.
Я забираю у стаи заднюю часть антилопы.
Хищники спокойно смотрят, как, взвалив ногу антилопы на плечо, я не спеша удаляюсь в саванну.
Часть мяса принадлежит мне по праву, потому что дичь для прайда загонял я.
Вечный миф о великой охоте и вражде, которую побеждает любовь и преданность, и человек действует со зверем заодно.
История из бытия.
А потому она вечна, она была, есть и будет.
Как и та наша обычная жизнь, где кот Винсент бегает за веревочкой, приносит мне гордо, победоносно мурлыча, палочку с хвостиком, делая вид, что он добыл самый великий трофей своей жизни.
Это тоже часть бытия, которая тоже была, есть и пребудет вечно.
Поэтому, когда мы с Винсентом отправимся в страну вечной охоты, память о нас будет передаваться в снах и на карнавалах, в галлюцинациях и сказках.
Память будет являться историей вечной любви и преданности серого кота и его хозяина, толстого, ленивого человека, который любит мечтать, лежа на диване.
Номер 30
Вячеслав Харченко Симферополь
Дом с номером 30 по улице Пушкина Южного города странен тем, что размером он шесть на шесть, но по этому адресу записано 36 квартир. Вполне понятно, что если вам нужна квартира 23 по адресу: Пушкина, 30, то вы стучите в дом с вывеской Пушкина, 30, и вдруг оказывается, что это не Пушкина, 30, где 36 квартир, а просто Пушкина, 30, квартира 2.
– А где Пушкина, 30, квартира 23? – озадаченно спрашиваете вы жильцов дома Пушкина, 30, который оказывается Пушкина, 30, квартира 2.
– А там, – озлобленно машут в глубь двора жильцы квартиры 2 и резко хлопают дверью. Видимо, их все достали.
Почесав голову, вы идете в глубь двора и вдруг видите, что там еще домов 15.
Вы тыкаетесь во все эти 15 домов в поисках Пушкина, 30, квартира 23, но это Пушкина, 30, квартира 16 или Пушкина, 30, квартира 31/2. Хорошо, если в каком-нибудь доме вам встретится сердобольная старушка, которая вас возьмет за руку и отведет к квартире 23, которая окажется прекрасным отдельным двухэтажным домом, а так просто беда.
Так как я живу в Южном городе уже пятый год, то в принципе немного стал понимать суть южной жизни.
Сначала, видимо, был дом Пушкина, 30. Он есть в плане города. Его строил архитектор по плану города. Когда он его построил, туда вселилась шумная многодетная семья, которая жила весело и смешно, ела, пила и росла, а когда разрослась, то решила построить еще один дом. Этот дом не был в плане архитектора, но они его построили, а так как весь Южный город ходил в одну южную школу, то в ЖЭКе, почесав голову, решили этот новый неправильно построенный дом не сносить, а присвоить ему официальный адрес. Но! По плану архитектора Южного города дом Пушкина, 30 уже есть, и Пушкина, 31 есть, и 32 есть, но не сносить же такой прекрасный новый дом, пусть и построенный не по плану архитектора. И тогда новый дом стал Пушкина, 30, квартира 2. А потом семья построила еще один дом. Возможно, даже не эта семья, а следующая семья, а потом еще один дом и еще. И стало на маленьком клочке земли 32 дома. И все эти 32 дома назвали квартирами. И архитектора города не обидели, и дома стоят. Не сносить же дома. Ведь мы все добрые люди. А кому надо Пушкина, 30, квартира 23 – найдут.