С воздушным шариком на блюде. Стихи о пепельнице в виде бычка, японском саде камней и полезной эмульсии

Мне нравятся смешные люди. Госта фон Хеннигс. Клоун, играющий на скрипке. 1915. Национальный музей Швеции, Стокгольм

Ну что же на надгробной глыбе

Теперь могу я начертать? –

Ура, в конце карьеры рыбе

Таки случилось полетать!

* * *

Нынче шесть по Цельсию, –

Время пить эмульсию,

Подбодряя цель сию

Нотой послевкусия.

Так взбодрим же пассию,

Участится пульс ее,

Выпьем в катавасию,

Не биясь в конвульсиях.

Выполнима миссия,

Не страшна рецессия –

Закогтим мы рысию

Злыдней мракобесия.

Ах, язык, ты бестия!

Вся горю во вкусе я.

Жги, моя профессия –

Дудочка-перкуссия.

* * *

Меж лопастей летящих тел

Лобзаний плазменные лобзики –

Скажи, вот как ты завертел

И оказались в этой позе как?

Кунанье, клекотом колен

Пришпориваем, аки конники,

И грудь в окно целует клен,

Когда враспласт на подоконнике.

Лечу: в запилах скрипача,

Я клювленных алканий дека.

Таким вот ритмом раскачать!

Ты уж не ты, а странный Некто.

Свист крови, как вино в бокал,

Стремится и шипит игольчато,

И вот в висках, боках, сосках

Мурашных косновений кончики.

Вскипаю литосферы дном,

Качаю огненными плитами –

Вот-вот, момент... и грянет

гром,

И хлынет ливень гигалитрами.

* * *

В мире, может быть, всего умней

В сумерках японский сад камней,

Потому что тенью молчаливой

По песку струится вязью шрифт –

То рисуют ветви, запестрив,

Ангела случайного из ивы.

В старой куртке, он ведь небогат,

Словно дворник, ветер входит в сад

И метлой шуршит в листве

старинной,

Лотоса в ручье ползет паром,

Есть паромщик! Мы уж вчетвером

Над землей вечерней и невинной.

Шелест, колокольчик, плеск воды,

И глаза камней прямы, тверды

В пользу насыщения молчанья.

В тот же миг сквозь перепонки ух

Лентою проходит тонкий дух –

Тайное свершается венчанье.

Как прививка слуха высока,

Ёк да ёк мерцаньем маяка –

Тоньше, тоньше невод паутиний!

Я плыву – плывучую не бьют:

В закуточки всех моих кают

Свет ползет густой и синий-синий.

* * *

Мне нравятся смешные люди,

в смешных есть людях доброта.

С воздушным шариком на блюде

бредут сквозь мир, раскрыв уста.

– Куда, нелепые раззявы?!

Шагнете в люк, ища ворон!

Но поглядите им в глаза вы,

и нежность брызнет, как ситро.

И сразу видно, вот же люди,

от чьих незримых тонких фибр

душа качается, как студень,

и сердце жжет огнем Кариб.

Смешные! Видеть вас неловко,

вот почему – разъяты вы,

как у ботинок вся шнуровка,

как под копытом смят ковыль.

И миг сей тайный не обрушив,

Длю вашей далью даль свою –

Кидайте шарик ваш воздушный,

Его обратно подаю!