Эротика до добра не доведет. Огюст Ренуар. Сидящая обнаженная. 1914. Институт искусств, Чикаго, США |
– «Сосать» через «о» вообще-то пишется… – задумчиво и меланхолично проговорила Марина Евгеньевна. – «Хочу» тоже…
– И все? – не поняла Пална, расхаживая руки в боки перед открытой туалетной кабиной с возмутительной надписью, которую помадой какая-то хулиганка оставляла на дверях вот уже третий месяц.
– Нет, не все… «Дико» тоже через «о».
– Да разве такая может знать грамоту? Немедленно собираем совет арендаторов, Марина Евгеньевна! Как мы живем в атмосфере сексоголизма и распущенности? Ну как, дорогая вы моя?
Как всегда первой заметили непристойную надпись обе Кимы – уборщицы-гастарбайтеры офисного центра «Моцарт» на Ильинке.
В 11.45 близняшки влетели в кабинет начальника АХО Виктории Павловны – величавой властной блондинки к 50, кубатуристой и гламурной, как новогодняя елка в Таиланде.
– Что, опять? – всполошилась Пална. – Ах ты, мерзавка!
Обе Кимы рыдали одна заполошнее другой.
– Ага, ага…
Пална схватила в перстнявые руки современный гаджет, а именно мыльницу.
– Гадина! Чего опять написала?
Троица дружно устремилась из ее кабинета в женский туалет на втором этаже.
– Чего написала, спрашиваю? Опять это… – Пална на ходу пососала палец-сардельку. – Хочу…
– Ага, ага! – рыдали Кимы.
– Где Сычев? – громко скомандовала Пална. – Где этот огрызок хренов?
Что-то жуя на ходу, возник курьер Сычев – худой лоховатый парнишка. Сычев устремился за женщинами.
Всхлипывающие Кимы бросились стирать мерзкую надпись, покрикивая:
– Тьфу, сабак! Тьфу, сабак!
Пална отпихнула бестолковок.
– Пока не трогать!
Щелкнула мыльницей, приказала Сычеву:
– Живо за Мариной Евгеньевной!
Двухкомнатный офис 414 «Риэлт-Мастер» располагался на четвертом этаже. Сычев твердым шагом человека, самостоятельно принимающего решения, прошел во вторую комнату, где за столом сидела холодная красивая дама под 30 – председатель совета арендаторов Марина Евгеньевна.
(...)
– Марина Евгеньевна… – затарахтел курьер. – Ел-палы… Ну, там… Е-мое…
– Опять? – подняла на огрызка большие и красивые глаза Марина Евгеньевна.
Сычев мелко засуетился, схватившись за голову:
– Ну да… В туалете… Жесть…
Пална повторила:
– Немедленно собираем совет арендаторов! Уже три месяца мы живем в атмосфере распущенности!
Марина Евгеньевна попробовала на палец помаду, Кимы заплакали громче, чего-то не по-русски вопрошая.
– Что они так убиваются? – не поняла Марина Евгеньевна.
– Они спрашивают: как после этого… – Пална соснула палец, – …есть мороженое?
Кимы закивали:
– Ага, ага…
Сычев взялся привычно наставлять:
– Ложечкой! Совсем, что ли, неграмотные?
Кимы замахнулись шваброй на дурака, Сычев спрятался за Палну, как за шкаф.
– Пална! Чуть что – сразу руки распускают. Дикие, что ли? С гор спустились?
– Кимы, ну-ка тихо! Тут головой надо работать! Надо включить голову и анализ, ясно?
…Третье за этот месяц срочное совещание совета арендаторов собрали, как всегда, в кабинете Палны. Как всегда, по левую руку от нее восседает 82-летний ветеран труда и старший рабочий по зданию Николай Михайлович Стопарь.
Михалыч, как и курьер Сычев, тоже современный человек, который самостоятельно принимает решения, как распорядиться личными финансами, любит быть на позициях лидера и во многом перфекционист. Он любит работать в динамичной команде, ценит веселый дружный молодой коллектив и зарплату по результатам собеседования.
Но об этом ниже.
Михалыч на собраниях, как всегда, выглядит торжественно. На груди медаль, на руках наколки.
Ветеран постучал незажженной «Беломориной» о портсигар, что было давней лагерной привычкой, и устало прикрыл глаза, как Вий.
Все прочитали на больших синюшных веках наколку: «Не буди».
(...)
Ветеран лишь строго поправил медаль. Ничто пока не указывало на то, что Михалыча угробят.
Но на следующей неделе хулиганка активизировалась снова.
…Пална, тяжело охая, вползла в кабинет сисадмина Валерия – серьезного крупного мужчины за 30.
Валерий повертел в руках мыльницу, хмыкнул. Сычев протянул ему usb-провод.
Сисадмин открыл снимок и прочитал как есть:
– Дика хачю…
Ну и так далее. Сычев взволнованно протиснулся к экрану.
– Ну-ка… Екарный бабай… – Он азартно потер ладонями. – Жесть…
Сисадмин послал снимок на печать. Пална поторопилась к принтеру.
– Моя мечта – тупые сисястые телки… А твоя? – жарко шепнул Сычев сисадмину.
Серьезный крупный мужик Валерий лишь крякнул.
Пална брезгливо протянула распечатку Сычеву.
– Даже в руки это брать противно… Каковы нравы наших арендаторов, а, Валерий?
Сисадмин взволнованно заерзал в кресле крупным крепким задом.
– Не хулиганка, скажете? Не дрянь конченая?
– Вопрос, так сказать, неоднозначный… – откликнулся Валерий. – А телефона нет? Телефон не оставила?
– Убила бы гадину незнамо как! Всех позорит, всех!
Отправились в комнатенку Михалыча.
Михалыч повертел в руках распечатку и взволновано промолвил:
– Сергей, ну-ка воды мне… Аж в пот бросило…
(...)
Оставшись один, Михалыч не мог унять волнение.
– Тоже мне писательница! Взбудоражит народ – и в кусты! Так люди не делают. Ты оставь контакт – позвоним, разберемся, так, Серега?
Вдруг он схватился за грудь и сполз на пол. Загрохотал стул. Сычев заглянул в кабинет, привлеченный шумом.
(...)
Пална влетела в комнатенку старшего рабочего по зданию, задом своротив на тумбочке у входа медный бюст усатого Сталина, которым крепко дорожил Михалыч.
С бюста слетела знаменитая фуражка с алой звездой, а из полости головы вывалился угол старого замусоленного польского порножурнала вместе с огромной лупой.
Значит, дружил старик с прессой – внимательно под лупой изучал содержание статей и, возможно, даже чего-то подчеркивал красным аналитическим карандашом.
Сычев сунул порножурнал за пазуху, а бюст водрузил на место, хлопнув по фуражке кулаком. Фуражка крепко села на место, Сталин загудел: «У-у-у-у-у, всех бы перестрелял…»
– Довела! Довела человека, – убивалась Пална, набирая номер скорой. – Ветерана сгубила!