Ваш город от смеха умрет

Образ Брежнева в нужный момент даже помогал журналистам избежать незаслуженной взбучки. Фото ИТАР-ТАСС

Однажды во времена, которые принято величать брежневским застоем, меня, спецкора областной «молодежки», главный редактор отправил в романтическую командировку – к охотникам Горной Шории.

Это было восхитительное путешествие, во время которого я встретил среди «заготовителей пушнины» удивительных людей с их уникальными судьбами. По большей части это были «люди ухода». Они ушли от строительства «развитого социализма» на территорию относительной, но все же ощутимой свободы.

И в моей голове уже укладывался рассказ об этих прекрасных, но лишних для страны героях. Однако возникла сложность: за мной и за сопровождавшим меня охотоведом Петровичем не прилетел вертолет.

– Может, погода, а может, они там все с похмелья, короче, их не выпустили, – подытожил мой спутник и, окинув меня испытывающим взглядом, предложил: – А не пойти ли нам с тобой через перевал в Хакасию?

Стоял мороз, и светило солнце. Потом снова стоял мороз, но светила луна. А мы все шли и шли. 

– Что-то ноги мерзнут, – пожаловался я. 

– Одно из двух, – ответствовал Петрович, – или тебя силы покидают, или крепчает мороз. Тут неподалеку есть избушка браконьеров, там отогреемся...

И вот мы уже в избушке. Хозяев нет. Но дрова и еда, по старой охотничьей традиции, для тех, кто прибьется к жилью, были ими оставлены.

Разомлев, я стал оглядывать браконьерское гнездо. И вот оно, журналистское счастье! На дверном косяке было вырублено: «Чемоданов и Синебоков – друзья до гроба!» Тут-то мне и подумалось: только люди с низкой культурой и криминальными замашками могли так презентовать свою сущность. Как же это насытит мой репортаж социальной остротой.

...Наконец, добрались до поселка. По улице шли уже не на лыжах – так они нас доконали. У одного из домов стояли два мужика. Один из них заорал: 

– Петрович, да ты опять в нашей хате ночевал! Мы с тебя за постой брать будем. А это кто с тобой?

– Со мной – кто надо, – чинно ответил Петрович. – Он про вас все в газете напишет. Рожи вы браконьерские.

– А ты сперва поймай! – прозвучало нам вслед...

Я не удивился, что в день моего триумфа в коридоре стояла секретарша, которая тут же показала мне на дверь главного.

С порога было видно, что лицо редактора слабо отвечает моему триумфу репортера. 

– Надеюсь, что у вас не дома что-то случилось? – озаботился я.

– Нет. Не дома. И не у меня. А у тебя. И на работе, – поправил меня редактор. – Только что звонил твой браконьер Синебоков.

– Да ладно! – вырвалось у меня. – У них там и газеты нашей нет. И какие у него претензии? Я же не пишу, сколько он поймал соболей. Я описываю пьяный быт и низкие нравы браконьеров.

– Ну-ну, – тихо, но зловеще сказал начальник. – Звонил Синебоков. Директор крупнейшего в регионе угольного разреза. Орал благим матом. А сейчас меня соединят с его лучшим другом Чемодановым, первым секретарем горкома партии. Ты понимаешь, что ты написал?! Там город на ушах стоит.

– Вы что, выпили? – это было лучшее, что я мог предложить бедному редактору.

– Ты что, получил взятку? – багровея, парировал он. – На каком основании ты обвинил в браконьерстве двух уважаемых людей города?

– Какого города?! – теперь уже орал я. – Два поселковых алкаша! Не могли они вам звонить, чушь собачья!

– Они не могли, – старался успокоиться мой начальник. – Но позвонили другие. Настоящие Синебоков и Чемоданов. Те, кого сегодня утром оклеветала наша газета!

И тут зазвонил телефон. Дальше шеф забыл про меня: 

– Здравствуйте, Иван Харитонович! Мы уже с автором сидим и во всем разбираемся. Чем объясняет политическую ошибку? Знаете, почти ничем. То есть наоборот! Он меня убедил, что вы здесь совсем ни при чем. Там был совсем другой Чемоданов. И Синебоков – это не ваш друг. Он – друг того Чемоданова, который не вы… Хорошо, это ваше право, Иван Харитонович, звоните в обком партии. Пусть меня снимут за то, что я идиот.

Он бросил трубку и поднял на меня печальные библейские глаза: 

– Но я все-таки надеюсь, что ты не врешь...

Я уже набрал в легкие весь воздух его кабинета, но тут зазвонил телефон связи с правящей партией. Главный снял трубку и некоторое время просто молча слушал. Потом сказал: 

– Иван Харитонович, я согласен с обкомом – надо напечатать опровержение. Говорите, как надо написать... Да нет, почему это мы ничего не соображаем. Но я боюсь еще раз ошибиться, поэтому все, что вы скажете, мы опубликуем с точностью до запятой.

Видно, на том конце провода мыслили долго и тяжело. Потому что мой начальник неожиданно обрел второе дыхание и сам начал говорить: 

– Да поймите вы, Иван Харитонович, дорогой! Ваш город со смеху умрет, когда прочитает, что названные в газете браконьеры – это не первый секретарь горкома и директор разреза, а их однофамильцы из соседней Хакасии. Вы же, как я слышал – не просто друзья, но еще и охотники...

После этого мне показалось, что трубка просто задымилась от криков, посылаемых с другого конца провода.

Пока оттуда неслись эти страшные звуки, глаза моего редактора, выражающие предчувствие мученической кончины, бродили по стенам, потолку, полу... Он вращал ими до тех пор, пока вдруг взор его не стал осмысленным и даже цепким. Это случилось в тот миг, когда в поле его зрения оказался портрет Брежнева.

Я не знаю, как великие драматурги придумывают финалы своих произведений. Но то, что на моих глазах сотворил мой редактор, было на уровне таких финалов.

Он выдержал паузу и вдруг очень доброжелательно начал странную речь: 

– Иван Харитонович, я вам скажу странную вещь. Вы, конечно, любите хоккей и болеете за тех, кто составляет гордость Советского Союза на международной спортивной арене. К чему это я? А к тому, что в непобедимом никем советском хоккее есть замечательный игрок по фамилии Брежнев. Ну, как вы сами понимаете, однофамилец, и не более того. Хороший парень, но не без эксцессов.

Так вот, когда он вдруг хреново играет, может, с похмелья, а то и просто потому, что дури в нем навалом... Когда про этого Брежнева комментаторы говорят, что он опять опозорил державу, Леонид Ильич Брежнев не звонит на телевидение и не требует, чтобы всей стране разъяснили, кто из двоих Брежневых плох, а кто хорош, где хоккеист, а где – выдающийся вождь. Вы чувствуете разницу? Да не между двумя Брежневыми, а между вами и Леонидом Ильичом.

После этого вопроса, как я понял, у редактора появилась возможность передохнуть. Ибо на другом конце провода в задумчивости пребывал товарищ Чемоданов. Не браконьер. Но и не генсек. А что-то среднее между этими сказочными состояниями.