Китайская мудрость для афганского кризиса

Китай все активнее проявляет себя в Афганистане. Китайские инвесторы интересуются перспективными экономическими проектами на афганской территории. Китайские политики предлагают инициативы, связанные с поиском мирного урегулирования многолетнего афганского кризиса. Очевидно, что китайская активность в регионе имеет многолетнюю и даже многовековую историю. И, возможно, сегодня мы наблюдаем очередное «возвращение Пекина» не просто в Афганистан, но и – через Афганистан – в регион большой Центральной Азии.

Проникновение китайцев в центрально-азиатский регион началось еще в древние времена и продолжалось на протяжении многих веков. Первые серьезные попытки экспансии Китая на территорию Центральной Азии имели место в эпоху империи Хань (206 год до н.э. - 220 год н.э.), которая просуществовала дольше всех других династий Китая. По имени этой династии китайцы начали называть себя ханьцами (кстати, в Афганистане по сей день уважаемых, влиятельных старейших племен называют ханами). Китайские солдаты в своем продвижении на запад даже достигли берегов Каспия. Империя Хань подчинила себе среднеазиатское государство Давань в Ферганской долине (в афганской и персидской историографии его называют Согд) и несколько городов-государств. Подчинив эти территории, Китай получил контроль над восточной частью Шелкового пути. Попутно Китай получил контроль над Восточным Туркестаном и над немалой частью современного Кыргызстана и Узбекистана. Китай несколько десятилетий контролировал эти территории. Этот период считается временем наивысшего могущества китайской державы.

В это же самое время в регион стали пробиваться воины арабского халифата, которые перед тем завоевали Персию, Сирию, Ирак, Палестину и южную часть Тюркского каганата. Китайцы и арабы двигались навстречу друг другу, с двух сторон завоевывая Центральную Азию, пока в 751 году их армии не столкнулись в битве на реке Талас около современного казахского города Тараз. Армия арабов и их союзников карлуков (историк Лев Гумилев связывал происхождение карлуков с тюркютами) победила и изгнала китайцев из района Семиречья. Эта победа стала началом распространения ислама в регионе Центральной Азии. Ключевые участки Шелкового пути в регионе вместо китайцев стали контролировать арабы. Благодаря этой победе, китайская экспансия в Центральной Азии остановилась. Позже, при маньчжурской династии Цин, китайцы продолжили массированное наступление в Центральную Азию. Китайская территория при этой династии доходила до озера Балхаш (расположено в современном Казахстане).

В 1758 году маньчжурско-китайские войска численностью в полмиллиона солдат окружили и истребили ойратов - группу близкородственных монгольских народностей, основными современными центрами расселения которых являются Калмыкия, Монголия и Синьцзян-Уйгурский автономный район КНР. В результате были покорены города Малой Бухарии. После этого в Центральной Азии столкнулись две конкурирующие державы - Россия и Китай, которые и поделили между собой регион. Россия укрепляла свои рубежи в Центральной Азии, а население региона металось между китайцами и русскими. Постепенно расклад сил в регионе поменялся в пользу Российской империи.

В наши дни попытки Китая стать площадкой для проведения так называемых «межафганских переговоров» показывают, что Поднебесная больше чем раньше проявляет интерес к Афганистану. Китайская Народная Республика прикладывает много усилий для того чтобы стать передовой во всех отношениях державой, в том числе, способной играть активную роль в складывающихся в регионе геополитических отношениях.

Вместе с тем «великие революционные идеи» Мао Цзэдуна уходят в прошлое, пусть по-восточному медленно, но уверенно и неуклонно. Нынешним главой КНР Си Цзиньпином выбран новый, более современный путь развития государства. Когда уже в наше время оказываешься в китайских городах, то видишь, что старая революционная риторика утратила здесь свою актуальность. В крупных промышленных центрах этой страны, таких как Шанхай, Пекин и др., давно уже не увидишь огромных размеров портреты «великого вождя китайского пролетариата». Современные китайские правители все больше ищут новые пути и способы управление государством. Глава КНР едва ли не в каждом своем выступлении, по сути, излагает доктринально-программные элементы, как социально–экономического, так и политического характера, которые являются обязательными для исполнения и соблюдения членами правящей партии и всего истеблишмента.

У современного Китая все меньше идеологических привязанностей, как во внутренней, так и во внешней политике. Глава Китая и члены его команды убеждены, что стабильное и поступательное экономическое развитие страны, а также безопасность в государстве обеспечены, выдвинутыми ими программами. Одной же из программных задач нынешней власти является все большая открытость Китая перед другими государствами. Нашумевший проект «Один пояс - один путь», по мнению китайских геополитиков, это, по существу, воссоздание существовавших в древнем мире, а также в средние века транспортно-транзитных коммуникаций. Параллельно со всем этим Китай все больше позиционирует себя на международной арене как великая держава.

Очевидно, что страна стремящаяся стать великой державой не может не обращать внимания на своих непосредственных соседей, среди которых есть и Афганистан. Общая почти 80-километровая граница двух государств проходит по высокогорным хребтам. Точно так же, как когда-то другая великая держава - Советский Союз - не смогла проигнорировать Афганистан, сегодня Китай, стремясь стать супердержавой, все больше обращает свои взоры на афганское государство. Международная практика свидетельствует о том, что великие державы обычно выступают за стабильность в соседних странах (хотя, конечно, бывают и прямо противоположные случаи). Китайский проект «Один пояс - один путь» лишь тогда может быть успешно реализован, если регион будет стабильным и предсказуемым. Пекин в меру своего политико-экономического потенциала предпринимает много усилий, чтобы стабильность в соседних с ним странах сохранялось и укреплялось. Так, Китай помог положить конец гражданской войне в соседнем Непале: повстанцы-маоисты выразили готовность заключить соглашение о прекращении конфликта с проиндийскими политическими силами. Китай сразу после завершения гражданского конфликта в Непале соединил эту страну с Поднебесной построением новой дороги.

В то же время Пекину удалось уладить свои непростые (из-за давних приграничных споров) отношения с еще одним своим соседом - Индией. В настоящее время эти отношения имеют такой характер, при котором ни одна из сторон не считает другую своим врагом. Другой стабильный сосед Китая - Монголия, с которой у Пекина также укрепились отношения на высоком уровне.

На этом фоне Афганистан сегодня представляет для КНР пока еще не слишком спокойное соседство. Как было отмечено, Китай пытается расширить и углубить свое влияние в Афганистане. В какой-то мере, у некоторой части геополитически мыслящей афганской элиты есть желание ответить китайцам взаимностью. Видимо, инициатива Китая стать очередной площадкой для так называемых «межафганских переговоров» опиралось на поддержку как раз этой части современной афганской политической элиты.

Старания Пекина с целью стабилизации положения в Афганистане и достижения политического согласия в этой стране встречают определенную поддержку со стороны Вашингтона. Москва так же внешне одобрительно относится к действиям Китая на афганском направлении. Американский переговорщик с «Талибаном» (организация запрещена в РФ) посол Залмай Халилзад в рамках своей традиционной челночной дипломатии в прошлом году ездил в Китай, где состоялась трехсторонняя встреча представителей США, Китая и России. Именно тогда Халилзад заявил, что между Вашингтоном, Москвой и Пекином по вопросу политического урегулирования афганского кризиса имеется полный консенсус. Китай, между тем, заявление Халилзада не опроверг.

Сегодня Пекин подчеркивает, что выступает за окончание вооруженного конфликта в Афганистане и, соответственно, поддерживает все попытки политического урегулирования внутриафганского кризиса. Китай в то же время выражает обеспокоенность в связи с возможностью поспешного вывода американских войск с территории Афганистана. Пекин не желал бы возвращения Афганистана в состояние 90-х годов прошлого столетия, ибо он прекрасно представляет себе, что подобное развитие событий, несомненно, укрепит позиции экстремистских сил самых разношерстных мастей, в том числе, связанных с так называемым «Восточно-Туркестанским движением» (ВТД). Как известно, эта организация состоит из боевиков преимущественно уйгурского происхождения, которые выступают за отделение от единого Китая Синьцзян-Уйгурского района и подчинение его религиозно- идеологическому «халифату».

Если быть до конца объективным, Китай в настоящее время, несмотря на стратегические связи с Пакистаном, все меньше ориентируется на позиции Исламабада в вопросах, касающихся Афганистана. Между Кабулом и Пекином налицо достаточно откровенный и конструктивный диалог. Пекин, к примеру, недавно приветствовал существенное повышение боеготовности вооруженных сил Афганистан в борьбе с терроризмом, по сравнению с 2001 годом. Расширяющееся афгано-китайское сотрудничество в сфере безопасности еще одно тому подтверждение. Китай, как и другие соседи Афганистана, прекрасно осознает, что появление фундаменталистского религиозного правительства в Афганистане создаст идеологическую основу для деятельности боевиков-джихадистов, в том числе, уйгурского происхождения. Китай, который имеет опыт прямого общения с представителями движения «Талибан» в 90-е годы, уяснил себе, что появление религиозно-идеологического правительства в Афганистане (талибского или «халифатского» в духе запрещенного в РФ «Исламского государства»), будет представлять угрозу его национальным интересам. Поэтому представляется разумным, чтобы Китай выступил за всеобъемлющее политическое решение многолетнего афганского кризиса, оказывая беспристрастное содействие, в том числе, по формированию в Кабуле правительства широкого представительства.

В случае успеха политического участия Китая в афганском урегулировании, нет сомнений, что Пекин, оказывая экономическую помощь Кабулу, финансирую большие инфраструктурные проекты, укрепит свои экономические и, как следствие, политические позиции в Афганистане, заявит о наличии законных китайских интересов в этой стране.

Официальная позиция правительства Афганистана по вопросу проведения «межафганских переговоров» в настоящее время такова: разумно было бы «межафганскую встречу» провести после объявления итогов выборов президента Афганистана и формирования нового кабинета министров страны. Прагматичный и в то же время осторожный Пекин прислушался к просьбе Кабула и практически сразу заявил, что считает целесообразным повременить пока с проведением «межафганских переговоров».

Чуткий Пекин предвидел, что в случае настаивания на проведении «межафганского диалога» в Китае именно сейчас, правительство Афганистана, по всей вероятности, отказалось бы от участия в нем. А, значит, список участников вероятной встречи был бы неполноценным и не включал бы одну из основных сторон продолжающегося конфликта. И это могло повторить неудачные опыты некоторых стран, которые пытались ранее игнорировать официальное правительство Афганистана при проведении подобных встреч.

Между тем, существует угроза, что некоторые оппозиционные афганские политики при поддержке американских дипломатов (в частности, из команды Залмая Халилзада, которые уже прибыли в регион) могут организовать так называемые «межафганские переговоры», которые, скорее всего, будут иметь непредсказуемые последствия.

Очевидно, что при проведении переговоров с «Талибаном» нельзя игнорировать сформировавшиеся в Афганистане политические «республиканские ценности», так как это нанесет непоправимый вред будущему Афганистана. Как правило, на переговорах с талибами всегда встает вопрос о будущем устройстве страны и предлагается довольно простой выбор: либо республиканская система, либо теократический фундаменталистский эмират с элементами средневекового трайбализма. При эмирате все без исключения политические силы должны будут подчиняться единоличной воле эмира, в то время как республика предполагает демократию и выборность государственных властных структур, практически на всех уровнях.

Очевидно, что если некоторые политические силы в Афганистане в угоду каким угодно целям и задачам решат сами вступить в сепаратные переговоры с «Талибаном», без участия представителей правительства страны, то это, в конечном счете, не принесет пользы ни этим силам, ни Афганистану. «Талибан» уже много лет воюет с республиканскими ценностями в Афганистане. Соответственно, в переговорах с ним должны участвовать все без исключения слои афганского общества при центральной и координирующей роли законного правительства Афганистана. Судя по всему, это прекрасно понимают в Пекине. Теперь важно, чтобы эта китайская мудрость стала доступной и в столицах других государств, которые участвуют в афганской игре.