Александр Жебин
Фото Reuters
Очередные ракетные пуски в КНДР подтвердили, что преимущественно нажимный, санкционный подход к решению северокорейской ядерной и ракетной проблем, взятый США и навязанный ими международному сообществу, результатов не приносит. Он не привел к достижению провозглашавшихся его сторонниками целей – обеспечить денуклеаризацию Корейского полуострова. Напротив, именно столкнувшись с таким отношением, КНДР в 2006–2016 годах провела четыре испытания ядерного оружия, запустила два спутника и стала де-факто ракетно-ядерной державой.
Сейчас уже окончательно ясно, что одними санкциями проблему не решить. Как и в случае с Ираном, нужна конструктивная программа, пакет тщательно откалиброванных поэтапных мер, включая отмену санкций, которыми будет поощряться движение КНДР сначала к замораживанию, а затем и свертыванию ее военных ядерной и ракетной программ.
Часть реалистически мыслящих американских экспертов даже заговорила о необходимости возрождения так называемого «процесса Перри» в отношении КНДР. В 1999 году по заданию тогдашней администрации США бывший глава Пентагона Уильям Перри подготовил доклад об американской политике в отношении КНДР. Одним из ключевых положений документа, которое предлагалось в качестве основы подхода к этой стране, стал вывод о том, что США должны перестать уповать на ее скорый крах, а иметь дело с такой Северной Кореей, какая она есть на самом деле, а не с такой, какой они хотели, чтобы она была.
В настоящее время специалистами обсуждаются различные пути возобновления переговорного трека по ЯПКП. Представляется, что один из возможных вариантов – первоочередное урегулирование «ракетной проблемы» КНДР. В этом могут оказаться заинтересованы и США, которых больше всего беспокоит не наличие у нее ядерных зарядов, а все нарастающие в результате ракетных пусков возможности КНДР доставить их до целей на территории США.
Между тем еще в 2012 году некоторые американские эксперты предлагали принять приглашение КНДР послать наблюдателей на запуск (оказавшийся неудачным) искусственного спутника земли, приуроченного к 100-летию со дня рождения Ким Ир Сена. Идея состояла в том, чтобы, де-факто признавая принятием такого приглашения право КНДР на запуски спутников, взамен получить обещание северокорейцев (может быть, тоже негласное) воздержаться от разработки и испытаний межконтинентальных баллистических ракет. И хотя технологии, используемые в обоих случаях, схожи или идентичны, для специалистов совершенно очевидно, какую цель преследует каждый конкретный пуск – испытание МБР или вывод на околоземную орбиту спутника.
Тогда эта инициатива не получила поддержки, главным образом по политическим и идеологическим соображениям. Однако в последнее время идея разделить решение ядерных и ракетных проблем была озвучена на ряде международных форумов.
Куда сложнее обстоит дело с ядерной программой Пхеньяна. В отличие от ракетной, где любой пуск, как говорится, на виду, ее инфраструктура более скрыта, а значение, как престижно-политическое, так и военное – как средства сдерживания «гуманитарных интервенций», – бесценно, по крайней мере в глазах руководства КНДР. Без прекращения нынешнего огульного шельмования этой страны и демонизации ее лидеров они вряд ли почувствуют себя в безопасности.
Ясно также и то, что те, кто настаивает на возвращении КНДР в ДНЯО и контроле МАГАТЭ над ее ядерными объектами, должны будут столь же четко и недвусмысленно подтвердить право КНДР, впрочем, как и любого другого государства – члена ДНЯО, на мирный атом. Все соответствующие договоренности могли бы быть зафиксированы в новой резолюции СБ ООН.
Другое принципиальное соображение касается методологии урегулирования проблемы. Жизнь показала, что все новыми декларациями о необходимости денуклеаризации полуострова ее не добиться.
Говорят, что политика – это искусство возможного. И чтобы быть эффективной, она должна учитывать существующие реальности. Реальность же такова – нравится она кому-либо или нет, – что в течение десяти последних лет КНДР стала де-факто ракетно-ядерной державой. Требовать от нее полной ликвидации всех ее ядерных и ракетных программ, чтобы затем «разрешить» ей с нуля возрождать их мирные направления – пропагандистски можно, но политически нереально. Практическая задача сегодня – добиваться не ликвидации, а модификации ракетно-ядерных программ КНДР, ограничения, а затем и свертывания тех их военных составляющих, которые наиболее дестабилизируют ситуацию. Одновременно должны быть сделаны шаги по обеспечению равной безопасности для всех государств региона, в том числе и КНДР.
С другой стороны, в портах РК все чаще стали появляться американские атомные авианосцы и подлодки, в ее воздушном пространстве – стратегические бомбардировщики – носители ядерного оружия. И от этой практики США и РК отказываться, похоже, не собираются. Объявлено о решении разместить в РК элементы американской глобальной ПРО. Кроме того, к 2021 году на территории Южной Кореи, площадь которой составляет около 99 тыс. кв. км, что равно площади нашей Ростовской области, будут работать 40 атомных реакторов на АЭС, а Сеул скорее всего получит право на переработку американского топлива для этих станций, чего он настойчиво добивается, и не без успеха, на протяжении последних лет.
С учетом этих обстоятельств даже в случае ликвидации всех ядерных программ КНДР говорить о полной денуклеаризации полуострова не приходится. Совсем не случайно, что США и их союзники предпочитают рассуждать не об этой цели, а лишь о решении «северокорейской ядерной проблемы».
Вряд ли стоит игнорировать и ряд позитивных сигналов, исходивших в последнее время из Пхеньяна. В мае 2016 года на VII съезде ТПК нынешний лидер КНДР пообещал, что КНДР будет вести себя как «ответственная ядерная держава», не передавать кому-либо ядерное оружие и технологии его создания и даже участвовать вместе с другими ядерными государствами в переговорах по ядерному разоружению. Иными словами, Пхеньян, формально оставаясь вне Договора о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО), готов соблюдать его положения.
Пока что действия КНДР категорически не приемлют в столицах остальных государств – участников шестисторонних переговоров. Что можно сказать по этому поводу? Если уроки «иранской сделки» в чем-то могут быть полезны для «корейского случая», то, как представляется, прежде всего в том, что то решение проблемы, которое первоначально было абсолютно неприемлемым для одной из сторон (для США и Запада таковым являлось право Ирана на обогащение урана), в итоге оказалось возможным и достижимым. Необходимы лишь политическая воля всех участвующих сторон, их решимость найти компромисс. Похоже, настало время для поиска такого компромисса и в Корее.
