КАРТ-БЛАНШ. А чей сейчас Гданьск?

Фото Reuters

Энергетическая и продовольственная блокада Крыма, неумелая маскировка украинских властей в деле «партизан», подрывающих ЛЭП и т.п., в контексте антиигиловских коалиций со всей остротой ставят перед Европой проблему урегулирования «крымского вопроса». Для России, понятно, этот вопрос урегулирован еще в 2014 году, но европейцы успели сделать на эту тему множество заявлений, которые нельзя просто так взять назад. А выходить из положения нужно, поскольку общеевропейское согласие в нынешней ситуации гораздо важнее амбиций. И, похоже, в Европе об этом начали уже не только думать, но и говорить.

Бывший президент Польши Лех Валенса несколько недель назад сделал весьма любопытное заявление, почему-то оставшееся практически незамеченным отечественной публикой.

Оно прозвучало до парижских терактов – но на их фоне выглядит не просто еще более актуальным, а прямо-таки пророческим. Это одно из тех заявлений, в которых интересно и важно все: кто говорит, кому говорит, конечно, что говорит.

Так вот, Лех Валенса беседовал с корреспондентом РИА Новости и, когда речь зашла о Крыме, как выражается наше информагентство, «уклонился от прямого ответа на вопрос о нынешней принадлежности» полуострова.

Вместо гневной тирады об «аннексиях» и нарушениях международного права, чего можно было ожидать от польского политика, Валенса ответил вопросом на вопрос: «А чей сейчас Гданьск?» И продолжил: «Гданьск был шведский, немецкий, сейчас польский. А я говорю – Гданьск теперь европейский. Так же и с Крымом. Кто хочет, пусть там живет. Нужно сделать Крым открытым».

А что он имел в виду? Неясно. «Европейский, открытый» – это очень широкая формула. Применима к Парижу, Лондону, Петербургу. И к Гданьску, естественно. Как хочешь, так и понимай.

Лех Валенса – не просто экс-президент, что предопределяет большую, чем у действующих официальных лиц, свободу мыслей и высказываний. Лех Валенса – человек почти легендарный, лидер польской «Солидарности», боровшейся за выход Польши из-под советского влияния и соцлагеря. Его невозможно заподозрить в сочувствии к нашим «имперским амбициям». При этом он авторитетный политик Восточной Европы, то есть к его словам прислушаются сейчас и в Западной.

И вот он фактически говорит, что Европе не нужно зацикливаться на вопросе – российский Крым или украинский. Нужно, чтобы он был «европейским», открытым. Это симптоматично. Это можно рассматривать как некое послание, причем не только Брюсселю и Вашингтону, но и нам с вами.

Но это только половина послания. Почему возникает Гданьск? Только ли потому, что это родной город Валенсы? Нет, в подобных посланиях не бывает случайностей.

У Гданьска особая история. Гданьск, он же Данциг, долгое время был спорной территорией между Германией и Польшей, провозглашался «вольным городом», находился под протекторатом довоенной Лиги Наций, предшественницы ООН, но при этом входил в Таможенный союз с довоенной же Польшей, которая имела в нем некоторые особые права. Полноценно в состав Польши Гданьск вошел уже после Второй мировой войны, будучи взят советскими войсками в 1945 году и передан польскому государству. Но поляк Валенса делает акцент не на польской, а на европейской принадлежности города.

В этой прозрачной аналогии прочитывается модель, которую Валенса предлагает для Крыма. Эту аналогию, конечно, можно толковать на разные лады, но одно в ней ясно: Россия не настаивает на «Крымнаш», Европа не вспоминает про будапештские и прочие меморандумы, и мы совместными усилиями делаем Крым «открытым».

И еще одна важная деталь: термин «европейский» оставляет в стороне Соединенные Штаты Америки.

Мы не знаем пока, личная это инициатива Валенсы или он выражает некую точку зрения, которую его попросили донести до российских политиков. Не случайно же он говорит это именно в интервью российскому информационному агентству, да еще и государственному.

Конечно, это не означает, что Россия должна стремглав соглашаться на такие формулы. Но подумать в эту сторону – почему бы нет? Крым – европейский? Ну да, разве Россия – не член Совета Европы? Разве мы не хотим, например, чтобы Крым был открытым для европейских туристов? Для пассажиров океанских круизных лайнеров и международных авиакомпаний? Для международных инвесторов и банков, поспешивших свернуть в нем свою деятельность в 2014 году? Для исследователей, ученых, археологов, хранителей древностей – там же памятники чуть ли не 20 цивилизаций, начиная с глубокой древности? Разве мы не хотим, чтобы Крым был действительно зоной открытого международного гуманитарного и общественного сотрудничества?

Для Европы, кстати, принятие формулы «открытости» исключает, между прочим, политику санкций. Она, похоже, и сама бы уже и не прочь с ними покончить, но для этого нужен какой-то поворот крымского сюжета.

Этот поворот и пытается наметить Лех Валенса – для начала в ментальном отношении. Россия не может отказаться от суверенитета над Крымом? Хорошо, не будем об этом говорить. Запад не готов пока признать этот суверенитет? Хорошо, не будем и об этом. Поговорим об открытости и европейском Крыме. Понятно, что представления об этих понятиях у сторон тоже различны, но искать консенсус на такой почве значительно легче. Движение к «открытому» и «европейскому» Крыму можно даже закрепить каким-либо российско-европейским соглашением, меморандумом или протоколом, принятым исключительно в гуманитарных целях, для свободного развития территории и реализации прав ее населения. А соглашение, меморандум или протокол – уже некая база для легитимизации статус-кво в европейском масштабе. «Чей теперь Гданьск?» – все-таки польский, хотя бы и трижды европейский.

Может быть, все это и не способно с ходу сделать Крым полем международного сотрудничества, но способно помешать делать его предлогом для политики конфронтации с Россией.

В конце концов в России уже есть одна такая история – Южные Курилы, с потерей которых Япония уже 70 лет не может формально примириться. Но она не служит ни поводом для международных санкций, ни препятствием для сотрудничества с Россией. Мир как бы согласился с тем, что этот вопрос две заинтересованные страны когда-нибудь урегулируют между собой, а международное сообщество не должно заниматься им денно и нощно. У него и без того забот полно. На самом деле для Европы, как Восточной, так и Западной, особенно в свете ближневосточной ситуации, такая модель отношения к проблеме для Крыма вполне подходит: дипломатический или правовой «спор славян между собою» может продолжаться десятилетиями, а взаимодействие с Россией может развиваться своим чередом.

При всем при этом Лех Валенса, конечно, добавил в интервью, что территорию «нельзя присоединять силой».

Не потому ли, что перед этим он рассказал, как ее нужно присоединять?