Алексей Малашенко
На фото улицы ар-Ракки. Фото Reuters
В «НГ» от 2 ноября под интригующим названием «Кто будет брать столицу «Исламского государства»?» была опубликована статья. Статья очень качественная. Разделяя подход автора, я бы хотел несколько расширить ее сюжет и сформулировать вопрос следующим образом: а что случится, когда столицу исламистов ар-Ракку возьмут? Или не возьмут?
Начнем с ответа на вторую часть вопроса. Предположим, главный город ИГ (запрещенного в России) выстоял, отбив все атаки, и выжил даже при возможной блокаде. Примеры длительного сопротивления осажденных городов в истории известны. Такой ход событий не просто подтвердит живучесть «Неохалифата», но также засвидетельствует поддержку его со стороны горожан, да и вообще граждан этого никем не признанного государства. После неудачного штурма ар-Ракки возрастет авторитет ИГ в мусульманском мире, где многие полагают, что коалиция, а теперь еще и Россия воюют против ислама.
И еще больше мусульман, в том числе на постсоветском пространстве, задумается: а может, они, эти «неохалифатисты» правы, может, то, что они пытаются выстроить, несмотря на внешнее давление, и есть путь к созданию идеального исламского государства?
Теперь задумаемся, что произойдет, если при помощи российских «сухих» и американского «ограниченного контингента» ар-Ракка падет и над ней взовьется флаг чужеземных победителей? Можно ли будет считать это концом ИГ? Сомневаюсь. Да, военный успех «коалиционеров» будет налицо, о чем немедленно сообщат все СМИ. Особенно торжественно взятие «логова экстремистов» будет отпраздновано на российских федеральных телеканалах.
Проблема, однако, в том, что джихадисты никуда не исчезнут. Их, как пленных немцев в 1944-м, по улице не проведешь. Они продолжат воевать, возможно, с еще большей ожесточенностью. Они уйдут в партизаны. Лишенные столицы, в каком-то смысле единого центра руководства, они будут действовать еще более жестоко и непредсказуемо. Война станет, так сказать, пульсирующей – то затухающей, то вспыхивающей с новой яростью. По сравнению с ней ближневосточный конфликт будет выглядеть рыцарским поединком.
Но и это еще не все. Если одни джихадисты останутся воевать на Ближнем Востоке, то другие, вернувшись в свою страну, продолжат дело ИГ в Центральной Азии, России, Афганистане, в конце концов в Европе. Среди специалистов бытует мнение, что общее число джихадистов в пределах 200 тыс. Из них примерно 35 тыс. – иностранцы, а среди последних как минимум 2 тыс. (на самом деле наверняка больше) граждан России. Не верится, что озлобленные, накопившие боевой опыт, они по возвращении по домам немедленно займутся мирным трудом, превратятся в менеджеров или водителей такси. Пораженные «синдромом ИГ», эти люди будут ощущать его до конца своей жизни. Они будут искать пути для реванша. И неизвестно, где, когда и при каких обстоятельствах мы с ними столкнемся в следующий раз.
Нельзя забывать, что борьба против ИГ, помимо прямых военных действий, лежит в сфере идеологии и религии. Значит, она будет длиться еще бесконечно долго, растянется на поколения. ИГ – это лишь сегмент одного из главных направлений в мусульманском сообществе, приверженцы которого стремятся к созданию государства и общества, соответствующего исламской традиции. У этого гипотетического государства нет столицы. Точнее, у него могут появляться столицы в самых разных мусульманских городах.
Вопрос штурмовать или не штурмовать ар-Ракку политики, похоже, решили. Но то, что случится потом, они вряд ли представляют. Может, прежде чем идти на приступ, следует еще раз взвесить все обстоятельства, в частности, присмотреться к тем «гражданам» ИГ, в том числе среди его руководства, которые «устали» от экстремизма и рассчитывают на снисхождение со стороны своих противников. Более того, создавая свое государство, исламисты не рассчитывали на бесконечную войну на истощение против всех. Выиграть такую войну невозможно даже с помощью (катарских) денег. Они мечтали в смуте арабской весны, гражданской войны в Сирии урвать свой кусок земли, обосноваться там, заставить остальной мир считаться с собой, а впоследствии добиться даже некой легитимности. В конце концов границы между государствами в регионе де-факто меняются, к прошлому возврата нет, так почему бы в этих условиях не построить на «ничьей земле» новый халифат. Если придерживаться такой логики, то терроризм, разрушение античных памятников носят в каком-то смысле инструментальное значение, служат средством запугивания, от которого впоследствии можно и отказаться. А вот у «Аль-Каиды» терроризм был одновременно и стратегией, и самоцелью.
Кстати, терактов против Европы, Америки и России не наблюдалось. Трагедия российского лайнера, если будет доказано, что он погиб в результате подложенной бомбы, еще не означает, что приказ исходил непосредственно от руководства ИГ. Так же, как во время чеченских войн инициаторами терактов не всегда были лидеры сепаратистов.
Ходульное мнение о том, что все «неохалифатисты» есть террористы-экстремисты по определению, слишком однобоко и опровергается многочисленными контактами Америки, Европы и России с афганскими талибами, палестинским ХАМАСом, да и не только с ними. Но даже если согласиться с тем, что «умеренных экстремистов» в природе не существует, то уж прагматики среди них точно наличествуют. В российской пропаганде одно время распространился термин «пятая колонна». Для нашего общества он был неуместен и фальшив. А вот в случае с ИГ поискать в ар-Ракке исламистов-диссидентов, наверное, было бы кстати.
Да и крови тогда при грядущем ее штурме прольется меньше.
