Владимир Козловский
Фото Reuters
По значению для мировой истории падение Берлинской стены 9 ноября 1989 года сопоставимо с разрушением Бастилии 14 июля 1789 года. Уничтожение стены и поглощение ГДР Федеративной Республикой Германии перекроили политическую карту мира и поменяли международный расклад сил. Как и разрушение Бастилии, падение Берлинской стены в современной мифологии и идеологии Запада символизирует победу прогрессивных либеральных сил над догматическим и косным деспотизмом.
Сегодня на фоне ценностно-идеологического противостояния традиционалистской консервативной России и либерального Запада восприятие и оценка событий 1989 года варьируются от крупнейшей геополитической катастрофы XX века до триумфа свободы и демократии и служат своеобразным психологическим водоразделом. «Новый мир, возникший после 1989 года, казалось, сулил невероятные перспективы, а обрушение Берлинской стены поначалу выглядело как пробуждение человечества от исторической спячки», – написал в Los Angeles Times руководитель Центра президентской истории при Южном методистском университете Джеффри Энджел. Он использует понятие «история» в том же значении, что и философ Фрэнсис Фукуяма в книге «Конец истории и последний человек»: не последовательность исторических событий, а фундаментальный универсальный для всех человеческих обществ эволюционный процесс, имеющий общую закономерность и ведущий к либеральной демократии.
Вопреки оптимизму Фукуямы история Берлинской стены как символа разделения мира на Восток и Запад пока не завершена. У прошлого еще есть возможность посмеяться над нами, уверен Энджел. Усиление противоборства политических элит России и Запада все больше напоминает возврат к холодной войне. На этом фоне явной исторической иронией выглядит то, что спустя четверть века после падения Берлинской стены ключевые государственные и партийные посты объединенной Германии занимают выходцы из бывшей ГДР.
Любопытно также, что ряд представителей современного прозападного и антироссийского немецкого eastablishment (немецкая игра английских слов: east – «восток», establishment – «политическая элита») тесно связаны с Евангелической церковью Германии. Самый яркий пример – евангелический пастырь Йоахим Гаук и дочь священнослужителя Ангела Меркель. В 2012 году известный немецкий карикатурист Харм Бенген в одном из рисунков даже назвал этот правящий тандем германской теократией.
В конце октября профессор теологического факультета Берлинского университета Гумбольдта Рихард Шредер, выступая в посольстве ФРГ в Москве, рассказал, что именно Евангелическая церковь стала катализатором политических протестов в Лейпциге, приведших к падению Берлинской стены и свержению коммунистических режимов сначала в Восточной Германии, а затем в странах Организации Варшавского договора. По словам Шредера, это чудо стало возможным главным образом потому, что Евангелическая церковь была единственной общественной организацией ГДР, куда почти не проникли агенты Штази. Благодаря привилегированному статусу и закрытой структуре Евангелической церкви пасторы прихода Святого Николая в Лейпциге смогли под видом понедельничных проповедей создать под носом у органов госбезопасности политический дискуссионный клуб, а затем мобилизовать горожан для участия в манифестациях с требованием гражданских свобод под лозунгом «Мы – народ!».
Примечательно, что в отличие от Евангелической Католическая церковь не сыграла столь же заметной роли в организации и поддержке протестного движения в ГДР. Отчасти это объясняется тем, что католицизм распространен преимущественно на юге Германии – в Баварии и Баден-Вюртемберге. В ГДР, по данным заведующего кафедрой германских языков и культур факультета иностранных языков и регионоведения МГУ Владимира Захарова, католиками были менее 2,5 млн из почти 17 млн граждан, то есть не более 15% населения.
Возможно, католики более консервативны и менее склонны к социальной активности. Еще в 1905 году социолог и экономист Макс Вебер в книге «Протестантская этика и дух капитализма» иронично отметил, что «католик хочет спокойно спать, в то время как протестант предпочитает хорошо есть». Высокая социальная активность, стремление к либерализму и буржуазности отличают, по мнению Вебера, именно протестантов из-за их особого религиозно-этического комплекса, основанного на индивидуализме и стремлении к личной свободе и выгоде. Этим, считал Вебер, обусловлено «несомненное преобладание протестантов среди владельцев капитала и предпринимателей», а также среди политических лидеров нынешней ФРГ.
О консервативности и боязни социальных перемен среди германских католиков написал на страницах Zeit публицист Андреас Пюттманн. Он, в частности, обвинил их в том, что они предают универсальные европейские либеральные ценности, когда активно поддерживают консервативные семейные и традиционные ценности путинской России, «ориентируясь больше на Москву, чем на Рим».
Хотя Берлинская стена была разрушена четверть века назад, разделение Германии на западную и восточную сохраняется. Только половина западных немцев сегодня считает, что объединение Германии прошло успешно, пишет Рик Ноак на страницах Washingtom Post. Ноак отмечает, что территорию бывшей ГДР сегодня характеризуют самый низкий уровень рождаемости и самый высокий уровень безработицы, а также наибольшая популярность праворадикальных движений и партий во всей Германии. Главным образом Национал-демократической партии Германии, которую федеральные власти неоднократно обвиняли в тесных связях с неонацистами и пытались запретить как противоречащую Конституции.
Из-за низкого относительно остальной Германии уровня жизни и социального пессимизма объединение Германии воспринимается населением бывшей ГДР как поглощение, а не слияние. «Немецкий восток был попросту разграблен, проданный нашими бонзами», – поет популярная среди правых радикалов группа Stahlgewitter. Вероятно, поэтому, невзирая на агрессивную антироссийскую риторику официального Берлина, 58% жителей бывшей ГДР, опрошенных Институтом изучения общественного мнения в Алленсбахе, поддерживают политику России и выступают против санкций в отношении нее, а также за то, чтобы ЕС и США не вмешивались в украинский конфликт.
