Фото Reuters
Сегодня в Брюсселе состоится заседание Совета Россия-НАТО (СРН) на уровне министров иностранных дел. Накануне встречи постоянный представитель РФ при НАТО Александр ГРУШКО ответил на вопросы спецкора «НГ» Юрия ПАНИЕВА
– Александр Викторович, чем примечательно нынешнее заседание СРН?
– Декабрьская встреча главы МИД РФ Сергея Лаврова с руководителями внешнеполитических ведомств 28 стран НАТО, как правило, подводит итоги деятельности СРН за прошедший год. Министры рассмотрят ход подготовки рабочей программы Совета Россия-НАТО на 2014 год. И, разумеется, будут затронуты актуальные проблемы международной безопасности – ситуация в Сирии и Афганистане. В 2010 году был принят Лиссабонский документ, в котором определены области взаимодействия России и НАТО. Среди них – борьба с терроризмом и пиратством, противодействие распространению оружия массового уничтожения, работа по Афганистану. По всем этим направлениям сотрудничество осуществляется достаточно эффективно. Они останутся приоритетными и в будущем году.
– Каковы, на Ваш взгляд, сильные и слабые стороны сотрудничества России с НАТО?
- Применительно к России и НАТО я не стал бы говорить о сильных и слабых сторонах, потому что наши отношения очень сложные. Речь идет об отношениях между ведущей в военном плане державой и крупнейшим военно-политическим блоком. Думаю, правильно говорить о том, что там, где мы определили общие интересы, отношения развиваются неплохо. Нам, например, удалось создать систему, которая позволяет обнаруживать самолеты, которые не подчиняются командам с земли, то есть захваченные террористами, и обеспечивать их сопровождение. Это серьезный вклад в укрепление безопасности по линии соприкосновения границ стран-членов СРН. Мы работаем также над сложным в техническом отношении проектом «Стандекс» для обеспечения физической безопасности в местах массового скопления людей и на транспорте. Налажено неплохое взаимодействие с операцией НАТО «Океанский щит» в деле борьбы с пиратством.Что касается Афганистана, то мы сотрудничаем на основе резолюции 1386 CБ ООН. Оно осуществляется по нескольким направлениям. Это транзит грузов МСББ из Афганистана и в Афганистан. А также два конкретных проекта. Первый – подготовка сотрудников антинаркотических служб Афганистана, Пакистана и стран Центральной Азии, которую уже прошли 3 тыс. человек. Второй – подготовка афганских техников для обслуживания Ми-17 и Ми-35, которые составляют основу вертолетного парка этой страны. Мы заинтересованы в том, чтобы такое сотрудничество продолжилось после 2014 года. Но при двух условиях. Первое, оно должно опираться на международно-правовой фундамент. Именно поэтому Россия последовательно выступает за новую резолюция СБ. Второе – все, что мы делаем в Афганистане, должно быть подчинено одной цели. Важно обеспечить единство международного сообщества в том, что касается его действий в Афганистане после 2014 года.
– Может Пентагон отказаться от закупок российских вертолетов под нажимом Конгресса?
– Пентагон уже приобрел партию вертолетов российского производства. Другое дело, что и здесь мы видим определенные идеологические мотивы. Но исходим из того, что если мы действительно привержены задаче обеспечения безопасности в Афганистане, чтобы с его территории не исходили угрозы терроризма и экстремизма, чтобы был, наконец, остановлен поток наркотиков, то надо отодвигать идеологию в сторону и принимать эффективные решения. Суть вопроса в том, что российская вертолетная техника наиболее эффективна в Афганистане и никакой другой полноценной замены ей быть не может.
– Актуален ли по-прежнему Северный маршрут для вывода МССБ из Афганистана в 2014 году?
– Северный маршрут остается весьма востребованным. Он привлекателен в силу того, что обеспечивает ритмичность перевозок при прозрачных административных процедурах и минимальных рисках. Только одна российская компания «Трансконтейнер» с 2009 года перевезла 20 тыс. контейнеров 14 стран НАТО. При этом в Афганистане все еще остаются примерно 100 тыс. контейнеров и единиц колесной техники, подлежащих вывозу. В основном грузы идут по нашим железным дорогам через порты на Балтике. Мы заинтересованы в том, чтобы в этих перевозках участвовал и порт Усть-Луг в Ленинградской области, где созданы все необходимые условия для оперативной перевалки грузов. Добавлю, что Афганистан никуда не исчезнет с карты мира. Он будет нуждаться в импортных товарах, как и в поставках своей продукции на мировой рынок. Нынешние транзитные маршруты – это вклад в будущие схемы встраивания Афганистана в мировые хозяйственные связи.
– Как бы Вы оценили уровень доверия между Россией и альянсом?
– В тех областях, где мы реально сотрудничаем, уровень доверия достаточно высокий. Можно говорить, что взаимодействуем как партнеры. Конечно, порой, возникают вопросы и недопонимания, но, как правило, это результат практического взаимодействия. Нам также удалось продвинуться в деле обеспечении транспарентности военной деятельности. В частности, Россия и НАТО обменялись брифингами и приглашениями наблюдателей на маневры «Запад-2013» и крупнейшие за последние годы учения НАТО «Стедфаст джаз».
Мы прорабатываем проект безопасной утилизации излишков боеприпасов в Калининградской области, некоторые там остаются еще со времен Второй мировой войны. В НАТО накоплен большой опыт подобного взаимодействия со странами-партнерами, и было бы логично им воспользоваться. Имеется в виду создать трастовый фонд, который позволит аккумулировать финансовые ресурсы и привлекать необходимые технологии. Разумеется, проект будет контролироваться российской стороной и осуществляться в соответствии с российским законодательством.
Однако есть и проблемные вопросы, по которым позиции России и НАТО диаметрально расходятся. В выстраивании сотрудничества на подлинно партнерской основе необходимо твердо придерживаться принципов, которые были заложены во все основные документы СРН. Это Основополагающий акт, подписанный в Париже в 1997 году, Римская декларация и Лиссабонский документ 2010 года, где уважение международного права и принципа неделимости безопасности определено как фундамент отношений с НАТО. Из других проблемных тем назову расширение НАТО. И очень сложная ситуация сложилась вокруг ПРО. На сегодняшний день переговорный ресурс исчерпан, потому что не решен главный вопрос – предоставление надежных гарантий ненаправленности системы против российских стратегических ядерных сил. Эти гарантии должны быть выражены в конкретных военных критериях и юридически обязывающей форме.
– Верите ли Вы в достижение компромисса по ПРО?
Компромисс возможен, если страны НАТО согласятся с тем, что не может быть сотрудничества в условиях, когда не определена конечная конфигурация системы ЕвроПРО и когда не существует гарантий, что она не будет обретать способностей, которые выходят за рамки реальных ракетных рисков. Пока же НАТО последовательно идет по пути реализации решений последнего саммита в Чикаго. Появляются новые объекты ПРО: недавно началось строительство базы в Румынии, будет объект в Польше.
– Почему не складывается сотрудничество между ОДКБ и НАТО?
– Это тоже одна из проблемных тем в наших отношениях. Здесь причина чисто идеологическая: если посмотреть на ситуацию в Афганистане непредвзято, то очевидно, что сложение усилий ОДКБ и НАТО могло бы дать очень неплохой эффект. Замечу, что некоторые страны НАТО участвуют в качестве наблюдателей в операции «Канал» по пресечению наркопотоков, осуществляемой ОДКБ.
– Получала ли Россия какие-либо предложения от НАТО в связи с сирийским кризисом?
- Нет, не получала. НАТО Сирией не занимается. Руководители альянса неоднократно заявляли, что Сирия – не Ливия, и у НАТО нет военной роли в сирийской ситуации. Вместе с тем ситуация в Сирии обсуждается в рамках СРН. Смысл обсуждения заключается в том, чтобы рассмотреть возможности оказания содействия выполнению резолюции 2118 СБ ООН и поддержать политический процесс урегулирования в Сирии. Недавно на посольском заседании СРН выступала спецкоординатор совместной миссии ОЗХО и ООН Сигрид Кааг. Она, в частности, отметила важность обеспечения надлежащих условий безопасности всех фаз процесса уничтожения химического оружия, а также обратила внимание членов Совета на потребности в его материальной поддержке. Многие члены СРН уже оказывают содействие этому процессу.
– Но никто не соглашается его уничтожать на своей территории…
– Этот вопрос пока не решен, изучаются различные варианты утилизации химкомпонентов. Но СРН, разумеется, этим не занимается. Соответствующая работа ведется по линии ОЗХО/ООН.
– Во время недавнего визита в Россию премьер Турции Реджеп Тайип Эрдоган выразил заинтересованность в приобретении наших систем ПВО. Не противоречит ли это практике НАТО?
– Нет, это нормальное явление. Более того, многие члены альянса продолжают эксплуатировать технику советского и российского производства. Она модернизируется под соответствующие стандарты. Вместо того, чтобы приобретать дорогостоящее оборудование, страны НАТО идут по пути модернизации. Мы сами приобретаем иностранную технику, и очевидно, что будущее – за более интегрированными схемами взаимодействия, в том числе в военно-технической сфере. Правда, с рядом стран НАТО у нас все еще не решены вопросы с лицензированием производства и защитой интеллектуальной собственности, что осложняет ВТС.
– Как воспримет Москва возможное дальнейшее расширение альянса на Восток?
– Считаем, что политика открытых дверей НАТО себя исчерпала. Непредвзятый анализ последствий расширения, прежде всего на Восток, показывает, что реально оно безопасность не укрепляет. А приводит к созданию разделительных линий и появлению психологии прифронтовых государств. Страны, вступающие в НАТО, начинают просить о дополнительной защите, пытаются привлечь на свою территорию иностранные войска и базы. НАТО активно осваивает новые территории – появляются новые опорные пункты, модернизируется сеть аэродромов и морских портов. Все это должно учитываться в российском оборонном планировании. При этом надо иметь в виду, что НАТО расширяется там, где не существует риска военной конфронтации. Более того, именно в регионе на северо-западе Европы можно было реализовать схемы укрепления безопасности, которые не основывались бы на блоковом подходе прошлого. Могу сказать, что хотя учения “Стедфаст джаз” на территории Польши и стран Балтии и прошли транспарентно, у нас остались вопросы по их сути. Конфликт, который закладывался в сценарий учений, предусматривал сначала нарушение территориальной целостности одной из стран НАТО, а затем ее восстановление. Это ситуация, при которой задействуется статья 5 Вашингтонского договора. Выходит, военное планирование НАТО учитывает все возможные ситуации, в том числе и те, которые, как мы считаем, давно должны были остаться в прошлом
.– В следующем году состоится очередной саммит НАТО. Не предвидится ли проведение саммита Россия-НАТО?
– В настоящий момент вопрос о встрече в верхах Россия-НАТО не рассматривается.
– Что Вы думаете о будущем альянса?
- НАТО вступает в новый этап поиска своей идентичности в новых условиях безопасности. Как говорят сами представители стран НАТО, эпоха операций заканчивается и наступает период сосредоточения. Он будет насыщен поиском путей укрепления интеграции стран НАТО в военной сфере, повышения их оперативной совместимости. За всеми этими процессами России надо внимательно следить, поскольку ее отношения с НАТО во многом будут зависеть от эволюции альянса. Если НАТО будет двигаться в сторону превращения в одну из многих опор нового международного порядка и полностью встроится в систему международного права, то возможности взаимодействия будут увеличиваться. Если же альянс будет стремиться играть роль полицейского, действующего в различных ситуациях по своему усмотрению, то в таких условиях прочное взаимодействие вряд ли возможно. Так что впереди нас ждет весьма непростой период.