Бахтияр Тузмухамедов
Фото Reuters
В соответствии с Конституцией США президент является Верховным главнокомандующим, но право объявлять войну закреплено за Конгрессом, хотя последний раз парламент воспользовался им в период Второй мировой войны в отношении Японии, Германии и других государств Оси. Впрочем, Конгресс не считал себя особенно обделенным до 1970-х годов прошлого столетия, когда в разгар войны в Юго-Восточной Азии и роста ее неприятия внутри страны, а также на фоне Уотергейтского скандала выяснилось, что тогдашний президент Ричард Никсон тайно приказал распространить военные действия на территорию Камбоджи. Между тем «Тонкинская резолюция» Конгресса от 10 августа 1964 года, одобрившая применение вооруженной силы против Северного Вьетнама, при всем желании не могла быть истолкована настолько произвольно. На этом фоне под воздействием не только и не столько внешнеполитических, сколько внутриполитических обстоятельств Конгресс принял резолюцию «О военных полномочиях» от 7 ноября 1973 года, обусловившую возможность для президента применить вооруженные силы объявлением войны, либо разрешением, оформленным в виде закона, либо «чрезвычайной ситуацией национального значения, вызванной нападением на Соединенные Штаты, их территории или владения, или на их вооруженные силы». Резолюция стала законом, но несколько ущербным: законодателям пришлось преодолевать вето президента Никсона, неоднократные попытки отстоять ее в судебном порядке успехом не увенчались, поскольку суды не желали втягиваться в политический конфликт между ветвями власти, наконец, ни один из последующих семи президентов не признал ее конституционности.
Впрочем, в нескольких случаях президенты все же обращались в Конгресс за санкцией на применение вооруженных сил и соблюдали ряд процессуальных требований резолюции «О военных полномочиях», хотя ни разу на нее не ссылались. В свою очередь, Конгресс, санкционируя очередную военную акцию за рубежом, неизменно подчеркивал, что делает это в соответствии именно с нею. Кстати, Обама не заручался согласием законодателей на применение силы против Ливии в 2011 году, как не сделал этого и Клинтон в 1999 году в преддверии воздушной войны против Югославии. Слабым аргументом – мол, это были операции, проводившиеся международной коалицией, в том числе под эгидой НАТО, – теперь, особенно после провального для Дэвида Кэмерона голосования в британском парламенте, президенту США воспользоваться уже не удастся.
Неожиданным объявлением о намерении обратиться в Конгресс Обама коренным образом изменил политико-правовую канву событий – и это в момент, когда в США, в Сирии, в ООН считали дни или даже часы, остающиеся до пуска крылатых ракет.
Обаме, как и Кэмерону, приходится иметь дело с парламентом, разделенным по партийным линиям и по интересам. Среди демократов найдутся противники военного удара, среди республиканцев – его сторонники, причем и те, и другие не постесняются высказать свое мнение, даже если оно не будет совпадать с линией партии, ну а кто-то вообще потребует большего, чем просит президент, и вдруг в итоге акт Конгресса обрастет такими поправками, которых Обама не предвидел.
Предположим, администрации не удастся собрать большинство в Конгрессе. Как это скажется на реализации военных планов? Если не будет принята резолюция, санкционирующая применение военной силы, решится ли президент истолковать это как отсутствие недвусмысленного запрета отдать приказ на начало операции, создав в итоге предпосылки для серьезного конституционного кризиса с непредсказуемыми последствиями для своего президентства, его места в истории, будущих взаимоотношений между ветвями власти?
В то же время Обама технично перебросил мяч на поле Конгресса, вроде как дав возможность реализовать претензии нынешних парламентариев и их предшественников на более ответственную роль в сфере внешней политики и национальной безопасности. Просили – получите, не справитесь – я не виноват.
Кстати, выступая в Чикаго в октябре 2002 года, за две недели до принятия Конгрессом резолюции, санкционирующей вторжение в Ирак, член Сената штата Иллинойс Барак Обама заявил: «Я против дурацкой войны, поспешной войны. Войны от страсти, а не по разуму, не во имя принципа, а ради политики… У меня нет иллюзий по поводу Саддама, который расправляется со своим народом, чтобы удержать власть. Но неминуемой и прямой угрозы Соединенным Штатам он не представляет».
