Евгений Григорьев. Двадцать лет тому назад, 12 сентября 1990 года, в Москве был подписан Договор об окончательном урегулировании в отношении Германии, который касался международно-правовых аспектов немецкого объединения. Он был заключен СССР, США, Великобританией, Францией, а также обоими германскими государствами.
Днями раньше, 31 августа, в Бонне между ФРГ и ГДР был подписан Договор «о строительстве единства». Церемония в Кремле была таким образом заключительным аккордом процесса германского воссоединения накануне рождения 3 октября 1990 года единого немецкого государства при сохранении его западногерманского названия – ФРГ.
Германское воссоединение было поставлено в актуальную повестку дня европейской и мировой политики мирной революцией ГДР, когда массовые демонстрации поздней осени 1989 года под лозунгом «Мы – народ» сокрушили ее закостенелый режим, а 9 ноября и Берлинскую стену. Этого никто не ожидал. Канцлер Гельмут Коль спокойно отправился с визитом в Польшу, где его и застала сенсационная весть. Обескураженность царила и в Москве, хотя именно советская сторона обладала детальной информацией о внутренней ситуации и даже предупреждала союзника о ее опасности. Михаил Горбачев и его ближайшее окружение еще долго ориентировались на сохранение ГДР в том или ином виде. Понимание неизбежности объединения немцев взяло верх в Кремле только в конце января уже 1990 года. Иного практически не оставалось.
Дело в том, что после начальной растерянности канцлер Коль перехватил инициативу. Он не только увидел, но и решил без промедления использовать уникальное «окно возможности», распахнутое проломом границ и кризисным развалом в ГДР. Уже в конце ноября он выдвинул с этой целью программу из 10 пунктов. Она предлагала «договорное сообщество» и широкое сотрудничество двух государств с конечной целью их объединения. 18 декабря он был восторженно встречен на гигантском митинге в Дрездене, где среди моря черно-красно-золотых флагов без эмблемы ГДР уже выделялись лозунги «Мы – единый народ». Какие-либо варианты, кроме воссоединения, стали нереальными. Глава предпоследнего возникшего уже после падения Стены правительства ГДР Ханс Модров ответил мне однажды в беседе на вопрос о том, имелась ли перспектива сохранить это государство, так: «Я думаю, это было невозможно».
Но процесс объединения требовал внешнеполитического сопровождения. Для возвращения единой Германии суверенитета было необходимо урегулировать вопросы, вытекавшие из прав и ответственности четырех держав в отношении Берлина и Германии в целом. С этой целью был создан переговорный форум на уровне министров иностранных дел по формуле «2+4»– два германских государства плюс СССР, США, Великобритания и Франция. Форсированное развитие событий определило и темпы мининделской «шестерки». Первое ее заседание состоялось 5 мая 1990 года в Бонне, а заключительное – с подписанием документа 12 сентября в Москве.
Главные вопросы, относящиеся к его содержанию, решались практически в ходе личных контактов и переговоров между Горбачевым, Колем и президентом США Бушем-старшим. Наибольшую политическую сложность представлял вопрос об участии объединенной Германии в НАТО, на котором железно настаивали Вашингтон и Бонн. Другой трудной проблемой были сроки и условия психологически и практически чрезвычайно болезненного для СССР вывода находившейся в ГДР 350-тысячной Западной группы войск. Принципиальные решения по этим щепетильным и другим важным темам были согласованы Горбачевым и Колем в середине июля на переговорах, начатых в Москве, а завершившихся в кавказском Архызе.
Договор «2+4» определил окончательные границы объединенной Германии, зафиксировал обязательства правительств обоих немецких государств, «что с немецкой земли будет исходить только мир», а также их отказ от производства, владения и распоряжения ядерным, биологическим и химическим оружием. ФРГ обязывалась сократить свои вооруженные силы до уровня 370 тыс. Правительства СССР, ГДР и ФРГ совместно заявляли, что договорно урегулируют вопрос об условиях пребывания советских войск и их вывода к концу 1994 года. До этого интегрированные в НАТО войска бундесвера не имели права располагаться на территории, которая называлась ГДР. И вообще устанавливалось, что «иностранные войска и ядерное оружие или его носители не будут размещаться в данной части Германии и развертываться там». Согласно договору четыре державы-победительницы отказались от своих прерогатив, и объединенная Германия обрела «полный суверенитет над своими внутренними и внешними делами». Соответственно она получала право самостоятельно решать вопрос участия или неучастия в союзах, хотя эта согласованная в Архызе формула была лишь фиговым листом, избавлявшим Москву от своего открытого «да» на членство объединенной Германии в НАТО.
В процессе немецкого объединения Советский Союз, с одной стороны, проиграл по ряду позиций. С исчезновением ГДР он лишился своего важнейшего союзника, потерял свою военную «фортификацию» в центре Европы, допустил укрепление позиций НАТО, получившей в распоряжение всю Германию. Реально он, однако, был просто не в состоянии определяюще влиять на переговорный процесс. Державу сотрясал глубочайший кризис «по всем азимутам». Экономика разваливалась, населению грозил голод, государство оказалось на грани неплатежеспособности. Поэтому в переговорах Москва участвовала буквально с протянутой рукой, надеясь на финансовую и другую помощь прежде всего ФРГ.
Эдуард Шеварднадзе, прибыв в мае 1990 года в Бонн на первое заседание группы «2+4», привез просьбу Горбачева к Колю о срочном многомиллиардном кредите. Канцлер обещал помочь, но его помощник Хорст Тельчик разъяснил в Москве, что Коль «рассматривает кредитное решение как часть общего пакета, призванного содействовать успеху переговоров «2+4». Пятимиллиардный немецкий кредит спас его советскую платежеспособность. Почти открытым торгом сопровождалась подготовка договоренности о советских войсках. Великой державе пришлось едва ли не вымаливать деньги на их содержание до вывода. Скупердяй Коль хотел ограничиться 8 млрд. марок, напомнив, что Бонн выделяет еще 600 млн. на поставку Москве продовольствия, включая мясо, а также сигарет. Горбачев просил: «Думаю, что все же найдутся 15–16 миллиардов марок».
В этот период дипломатия Горбачева выглядела сумбурной. Он категорически заявлял о неприемлемости членства объединенной Германии в западном блоке, но пришлось отменить возражения. Явным недоглядом остается нереализованная возможность договорно зафиксировать устные заверения Вашингтона и Бонна о нерасширении НАТО. Зависимая финансовая ситуация не могла не сковывать дипломатию Москвы. Но это не означает, что она не пыталась обеспечить относительно приемлемые в той обстановке результаты.
С позиций сегодняшнего дня советское согласие на германское урегулирование во многом пошло на пользу нашей стране. Оно изменяло отношение к ней немцев, открыло перспективу новых отношений наших стран и народов, символом которых в наше время стали доверие и стратегическое партнерство. Договор об окончательном урегулировании в отношении Германии остается примечательным документом и как веха в европейской истории, свидетельствующая о возможности и способности решать даже самые неожиданные, острые и трудные проблемы международного бытия.
