В Москве побывал видный британский политик, член палаты общин сэр Малкольм Рифкинд. В 1995–1997 годах он возглавлял Форин офис в консервативном кабинете Великобритании. Сэр Рифкинд дал интервью «НГ».
– Прежде российско-британские отношения были более тесными. Это связывали с хорошими личными контактами между Блэром и президентом Владимиром Путиным. Что переменилось?
– Личные отношения полезны, они могут влиять на атмосферу, способствуя тому, чтобы люди искали решения. Поначалу отношения между Путиным и Блэром были гладкими. Ныне картина изменилась. Важнейшая причина этого – разногласия из-за Ирака. Есть и другая. В частности, как я вижу, Россия придает большее значение Германии.
– Ожидаете ли вы перемен во внешней политике Великобритании в случае ухода Блэра в отставку?
– Перемены в политической жизни будут поэтапными. Блэр скорее всего оставит пост премьера не позднее чем через год. Кандидат на его замену Гордон Браун входит в высшее руководство правительства и несет ответственность за его политический курс. Поэтому от него не следует ожидать серьезных политических перемен. Но я думаю, его личный стиль будет несколько иным. Прежде всего Браун будет не так близок к президенту Бушу. До новых парламентских выборов еще три года. Впервые с 1997 г. большинство в Великобритании готово согласиться на смену правительства. Лейбористская партия гораздо менее популярна, в ней наблюдаются серьезные внутренние проблемы.
– Великобритания пережила теракты и в то же время допускает пребывание на ее территории людей, которых обвиняют в причастности к терроризму в Чечне. Как это объяснить?
– Во-первых, вопрос экстрадиции таких лиц, как Ахмад Закаев, не решается премьер-министром или министрами. Это компетенция судов. Такова правовая традиция. Во-вторых, мы ведь тоже столкнулись в Северной Ирландии с терроризмом, связанным с действиями Ирландской республиканской армии. Когда имеешь дело с терроризмом, происходящим из политической проблемы, нужен не только военный ответ, но и политический. Мы не смогли бы решить проблему терроризма в Северной Ирландии (она, правда, еще не закрыта полностью, но в значительной степени сократилась), если бы одновременно с вооруженными действиями против ИРА не занимались политической реформой. Реформа направлена на то, чтобы обеспечить интересы как католического меньшинства, так и протестантского большинства в Северной Ирландии.
Что касается Чечни, то в Великобритании видят мало свидетельств готовности российской власти к политической эволюции. Под последней подразумевается движение навстречу надеждам мирной части населения Чечни на большую автономию.
– Но ведь пребывание в Великобритании людей, причастных к терроризму, затрагивает и вашу безопасность?
– Если кто-либо нарушит наши законы, им займутся. Они имеют право жить мирно и, если судебные власти так решили, пользоваться политическим убежищем. Мы имели проблемы по этому поводу не только с Россией, но и с другими правительствами. Например, с Саудовской Аравией.
– Возможна ли война с Ираном?
– Россия может помочь избежать ее. Ведь лучшее решение в Иране – мирное, а не военное. Мирное решение может быть достигнуто разными путями. Например, через идущие ныне дипломатические переговоры, в которых Россия очень позитивно участвует. При этом иранцы должны знать, что в случае их отказа принять политическое решение, последуют санкции. Если же Россия и Китай скажут: «Мы никогда не поддержим санкции», – иранцам будет нечего бояться. Нужны и пряник, и кнут. Мы располагаем пряником, однако пока не знаем, какой будет кнут. И если Совет Безопасности ООН не хочет лишиться авторитета, необходимо обеспечить решение, когда Россия, Америка, Франция, Великобритания и другие могут сказать: «Смотрите, что произойдет в случае вашего отказа. Мы все на этом стоим». Так что я считаю, что Россия – это составная часть ответа, а не проблемы.
– Как, на ваш взгляд, теракты 11 сентября повлияли на международное сотрудничество?
– Главное, что последовало за терактами, – широкие проявления солидарности с американцами. Это привело к беспрецедентному по масштабам международному сотрудничеству во многих сферах. Это взаимодействие продолжается и сейчас, но возникли тормозящие его разногласия. Первопричиной их стало решение о войне с Ираком. США пошли по пути единоличных действий. Впрочем, второй срок президента Буша, когда госсекретарем США стала Кондолиза Райс, отмечен большей готовностью Вашингтона действовать совместно со своими партнерами. Это наблюдение относится и к теме переговоров с Ираном, и к Северной Корее, и к вопросу отношений с Россией. Мы видим постепенное возвращение Вашингтона к многосторонней дипломатии. Лично я рад этому.
– Лидер Консервативной партии Великобритании Дэвид Камерон заявил, что премьер-министр Тони Блэр слепо следует за Белым домом. Как вы это прокомментируете?
– С его замечанием я согласен. Все премьер-министры Великобритании, начиная с Уинстона Черчилля, тесно сотрудничали с США. Но в прошлом подобный подход не исключал несогласия в случаях, когда национальные интересы не совпадали. Так, например, Гарольд Вилсон, несмотря на просьбы президента Линдона Джонсона, отказался послать войска во Вьетнам. У Маргарет Тэтчер были серьезные разногласия с Рональдом Рейганом по поводу американского вторжения на Гренаду в Карибском бассейне, а также по вопросам ядерных вооружений. И все это не подрывало отношений. Блэр же всегда демонстрировал безоговорочный характер своей поддержки. Но это оказалось неэффективным политическим курсом. Иракская война обернулась бедой, это самое катастрофическое событие за последние 50 лет, более серьезное, чем даже Вьетнамская война. Ведь США втянулись во Вьетнаме в уже идущую войну, а не сами начали войну.