Консервативный социализм

Движение протеста против закона о контракте первого найма (Contrat premiere embauche, CPE), позволяющем в течение двух лет после найма увольнять сотрудника моложе 26 лет без объяснения причин, высветило неожиданную черту французского общества – оказалось, что консервативные настроения охватили наиболее динамичную и инициативную часть французского общества – молодежь.

Закон о контракте первого найма вписывается в борьбу французского правительства за «раскрепощение» экономики, повышение конкурентоспособности, увеличение занятости. Ему предшествовал более амбициозный, но менее скандальный (возможно, потому, что был принят в августе, традиционном месяце отпусков) закон о контракте нового найма (Contrat nouvelle embauche, CNE).

Едва ли не единственное отличие от контракта первого найма в том, что он предназначен для предприятий с числом сотрудников менее двадцати. В остальном они схожи – работодатель получает возможность в течение двух лет после приема на работу уволить работника без объяснения причин, предварительно уведомив его об этом и выплатив 8% от заработанного им за время работы. Если увольнения не происходит, контракт автоматически пролонгируется, обретая статус контракта бессрочного действия (Contrat а duree indeterminee, CDI) – предела мечтаний любого наемного работника Франции.

Так почему же французскому правительству не удалось завершить реформу, распространив те же положения на оставшиеся неохваченными контрактом нового найма 4% французских предприятий? В лучших традициях классовой борьбы протестующие обвинили правительство в ущемлении прав работников, в нарушении гражданской солидарности и принципа равенства возможностей, наконец, в нарушении законодательства (с 1973 года действовала норма, по которой человек не может быть уволен без объяснения причины). Правительство Доминика де Вильпена избрало жесткий курс, и для этого имеются весомые основания.

В нынешнем конфликте между правительством и гражданским обществом трудно найти правых и виноватых, поскольку их противостояние проистекает из объективных противоречий между необходимостью оживления экономической жизни и императивом «социального протекционизма». Государство во Франции – это святое. Сфера его компетенции значительно шире той, что положена ему историей: оно не только защищает граждан от внешних врагов и поддерживает правопорядок, но и несет нелегкий груз социальной ответственности.

Однако если право на труд декларируется государством, то рабочие места создаются предпринимателями, которые не только выплачивают высокие налоги, но и находятся под дамокловым мечом судебных исков от своих работников. Известно, что увольнение работника во Франции экономически невыгодно, поскольку зачастую обходится дороже, чем его содержание. Сверхзащищенность наемных работников во французском кодексе законов о труде, хотя и удерживает социальное неравенство на приемлемо низком уровне, порождает черты, плохо совместимые с целями экономической деятельности.

Как заметил Антонио Негри, итальянский философ, живущий во Франции, в сознании многих французов сильна крестьянская ментальность. Это означает, что, даже прожив в городе на протяжении нескольких поколений, француз привязан к месту, психологически зависит от места, в котором живет. Рынок труда в силу этой особенности лишен гибкости, динамизма. Работник не желает переезжать из города в город в поисках работы, не использует возможности занятости в других странах ЕС.

Невозможно игнорировать, что гарантированная занятость и устойчивый доход имеют весьма неприятную тенденцию к расхолаживанию наемных работников, к подавлению и так редкой для них инициативности и заинтересованности в повышении производительности труда. Какой смысл перетруждаться, если работа, как говорится, «в лес не убежит». Между тем для предпринимателей мотивация работников является залогом успеха всего дела и, как следствие, их собственного благополучия. Совпадения интересов не получается. Новые вакансии открывают лишь при крайней необходимости, да и то чаще всего в виде контракта ограниченного срока действия (Contrat а durеe determinee, CDD).

Другой отличительной чертой французского рынка труда является жесткое ограничение рабочего времени. Что бы ни говорилось, французы работают недолго, всего 35 часов в неделю. Продолжительность рабочего времени во Франции – самая низкая из всех государств Евросоюза, который установил максимум в 48 рабочих часов в неделю.

С 1995 года, когда Европа догнала по показателям производительности труда США, рост производительности начал замедляться. Параллельно сокращалось время, которое европейцы проводили на работе, – в Англии с 43 до 37, во Франции – с 39 до 35 часов в неделю. Понятно, что количество рабочих часов непосредственно сказывается на общей производительности труда и экономическом росте. Если же вычесть из рабочего времени периоды забастовок, ситуация окажется еще более печальной.

Расширение забастовочного движения во Франции, равно как и граничащая с популизмом уступчивость части правящей элиты, отнюдь не открывает перед Францией радужного мира социального равенства, а, напротив, еще дальше загоняет ее в тупик консервативного социализма.