Артур Блинов. Большинство наблюдателей оценивают как весьма скромные итоги прошедшего в Нью-Йорке трехдневного Саммита-2005. Есть и такие, что ставят всемирному форуму неуд. Заключительная декларация, принятая главами государств и правительств, содержит громкие пожелания, но мало конкретных обязательств. Причем дело не сводится лишь к усилившемуся в сезон природных катастроф и военных конфликтов нежеланию богатых стран зафиксировать какие-либо размеры помощи бедным. Или к ограниченным масштабам провозглашенной форумом реформы ООН.
Поразительно, но факт: участники саммита решительно и громогласно осудили «терроризм во всех формах и проявлениях», но вместе с тем в очередной раз уклонились от оказии дать ему точное определение. В действительности это не какое-то упущение, а следствие длящихся целые десятилетия разногласий. Согласно утверждениям экспертов, участвовавших в подготовке итоговой декларации, споры о том, что такое терроризм, вспыхнули и на этот раз. Не прошло, казалось бы, самое ходовое определение терроризма – «убийство мирных людей в политических целях». Посему термин даже не стали выносить на обсуждение саммита. Остается загадкой, как же в таком случае ООН сможет в конечном счете выработать и принять текст Всеобъемлющей конвенции о борьбе с терроризмом, к чему ее призвали мировые лидеры, включая российского президента?
Наиболее скандальным или, пользуясь определением генсека ООН Кофи Аннана, постыдным является отсутствие в итоговой декларации четких задач в области разоружения и нераспространения оружия массового уничтожения. И у этого «упущения» есть свое объяснение. Оно сводится, с одной стороны, к пониженному вниманию мировых держав к теме поддержания военного баланса после окончания холодной войны, а с другой – к явно прорисовавшемуся кризису режима нераспространения. Проявлением этого кризиса явились и безрезультатная прошлогодняя обзорная (за пять лет) международная конференция по соблюдению Договора о нераспространении ядерного оружия, и вызывающие широкие споры о ядерных программах КНДР и Ирана. В этих условиях попытки сформулировать какие-либо конкретные задачи могли буквально взорвать саммит, и главы государств и правительств от такого шага благоразумно уклонились.
Для мировых лидеров саммит дал возможность позаниматься актуальными проблемами на двусторонних встречах. Сначала они, правда, поделились с форумом своим видением задач международного сообщества. При этом президент США Джордж Буш звучал необычно примирительно, а российский же президент Владимир Путин был предельно лаконичен – на свою речь он затратил 4 минуты 20 секунд при выделенных по регламенту 5 минутах. Тем не менее выступление выделялось четкостью постановки вопроса, что свелось к призыву объявить терроризм главной угрозой международной безопасности и с учетом этого строить всю мировую политику.
Сфокусированностью на главных собеседниках и наиболее острых проблемах была отмечена и программа встреч российского президента. В числе его собеседников были лидеры крупнейших стран – Китая, США и Индии, президент Пакистана – одной из крупнейших мусульманских стран, и, наконец, премьер-министр Израиля и новый президент Ирана. Беседы с региональными игроками – лидерами Израиля и Ирана одновременно подчеркивали и значение региона, и причастность России к решению проблем, которые оба олицетворяли.
Два часа, которые Путин провел в Белом доме с Бушем, явно дали возможность обсудить многое. В том числе и поделиться заверениями о сугубо мирной направленности иранской ядерной программы, которые дал накануне Путину иранский президент Махмуд Ахмади Нежад. Со своей стороны, Буш высказался за дальнейшие дипломатические усилия в пользу решения данной проблемы.
Встречи на Ист-ривер и Потомаке отражают все более явно прорисовывающуюся тенденцию: мировые лидеры берут работу дипломатов в свои руки. Во-первых, ныне они гораздо чаще встречаются между собой, чем в прошлом. Для этого используются не только визиты и двусторонние саммиты, но и прочно вошедшие в календарь многосторонние встречи. Например, в этом году Путин виделся с Бушем на двустороннем саммите в Братиславе в феврале, принимал его в мае на юбилее Победы в Москве, общался в июле на встрече «большой восьмерки» в Глениглсе. В ноябре у Путина будут возможности для бесед с Бушем и китайским лидером Ху Цзиньтао в ходе саммита Азиатско-Тихоокеанского экономического совета (АТЭС) в Сеуле.
Одним из следствий столь активного вовлечения глав государств в международные контакты является некоторое, возможно кажущееся, ослабление роли глав внешнеполитических ведомств. Их ныне уже как-то несподручно называть «главами дипломатии» той или иной страны.
Второе следствие имеет более серьезный характер. Дело в том, что активное вовлечение «первых лиц» в ту или иную проблему на всем ее протяжении как бы лишает страну некоего резерва на случай осложнения ситуации. При возникновении тупика или даже кризиса по той или иной проблеме нет возможности переноса диалога на более высокий уровень. Исчезает резерв, который был бы полезен в деле поиска компромисса или новой политической формулы. Надо признать, что подобное может произойти с иранской ядерной проблемой. Сегодня не без участия российского президента конфронтацию удалось отсрочить. Но что произойдет, если позиции Вашингтона и Тегерана вновь окажутся в прямом противостоянии? Москве уже может не хватить рычагов влияния, чтобы погасить очередной международный кризис.
