Министр обороны Сергей Иванов на днях вновь заявил о «праве на превентивный удар», которое «мы за собой оставляем». Если пренебречь скоропалительными заявлениями некоторых политиков, не облеченных реальной властью и ответственностью, с которыми они выступали летом 2002 г., призывая президента применить военную силу против целей в Панкисском ущелье Грузии, а обобщить высказывания Верховного главнокомандующего, министра обороны и начальника Генштаба, можно получить следующую картину.
Ситуации, оправдывающие применение Вооруженных сил России за пределами страны в отсутствие прямого вооруженного нападения, прежде всего связаны с террористической угрозой. Порой упоминаются также угрозы жизни и благополучию значительных групп российских и «русскоязычных граждан», но в этом случае речь, скорее, идет о военном прикрытии их эвакуации из зоны вооруженного конфликта или гуманитарной катастрофы. Также допускается применение силы, если того требуют неуточняемые интересы России или ее союзнические обязательства.
Объектом силового воздействия должны быть террористы или бандформирования и их базы. Диапазон подлежащих применению против них средств крайне широк, единственное исключение – ядерное оружие. В понимании министра обороны превентивный удар не равнозначен военным действиям и наносится «для предотвращения в разовом порядке террористической угрозы для России».
Что касается географии упреждающих действий, то реально речь может идти о сопредельных территориях. Заявление начальника Генерального штаба об ударах «в любом районе мира» звучит диссонансом со словами Главковерха о подавлении попыток «прорыва бандформирований на нашу территорию» и нанесении ударов по террористам «в ходе операции преследования». Да и министр обороны, пригрозивший как-то раз «уничтожать эту нечисть везде, где бы она ни находилась», чаще все-таки видит угрозы, достойные таких ударов, в непосредственной близости от наших границ. Кроме того, речь идет об ударе не по вооруженным силам или объектам государства, на территории которого по его воле или помимо нее нашли приют террористы, а исключительно по боевикам.
Наконец, политические и военные руководители подчеркивают, что сила будет применяться в соответствии с нормами Конституции, российских законов и международного права.
Из этих постулатов непросто составить цельное представление об официальных воззрениях на то, в каких ситуациях и в соответствии с какими критериями российское руководство было бы склонно употребить военный инструмент своей власти для противостояния нависшей, но еще не реализовавшейся угрозе. Например, если строго следовать предписаниям Конституции относительно принятия решения об использовании российских ВС за границей, то как бы президенту ни пришлось обращаться за разрешением в Совет Федерации и лишь после принятия палатой соответствующего постановления издавать уже собственный указ. Удастся ли обеспечить скрытность и оперативность процедуры, а за нею – внезапность и эффективность удара?
На мой взгляд, помимо устоявшихся еще со времен известного инцидента с судном «Каролина» (см. «НГ» от 29 сентября 2004 г.) критериев крайней необходимости, соразмерности и минимального вторжения в принцип территориальной неприкосновенности следовало бы говорить об ограниченности цели удара, которой может быть только источник угрозы, и о сопредельности территории, на которой этот источник находится. При принятии решения необходимо учитывать масштаб угрозы и оценивать тяжесть последствий бездействия. В пользу удара будет говорить неспособность или явное нежелание государства, на территории которого формируется угроза, ей противостоять или как-либо ее контролировать. Односторонний силовой сценарий придется рассматривать и в случае невозможности обращения к СБ ООН или уполномоченной региональной организации, а также при их бездействии или сложившейся практике бездействия при прошлых обращениях в аналогичных ситуациях. Но в любом случае о нанесении удара следует незамедлительно сообщить СБ ООН и, кстати, быть готовым представить убедительные доказательства существования угрозы, а значит, и раскрыть средства и способы их добывания. Следует понимать, что применение военной силы – это одновременно и признание неэффективности, а возможно, и неумелого применения иных средств, в частности дипломатических и правоохранительных. Необходимо также быть готовым нести полную ответственность за ущерб, причиненный непричастным лицам и их имуществу при нанесении упреждающего удара. А такой ущерб может оказаться следствием недостоверной информации о местонахождении источника угрозы и его готовности к действию.
Этот перечень можно дополнять, исправлять и оспаривать. Давайте обсудим, не забывая, впрочем, о том, что в грозных декларациях, не подкрепленных реальными возможностями и волей к их использованию, пользы нет.