Алексей Богатуров Три базовых обстоятельства определяют международную ситуацию, в которой разворачивается конкуренция между Западом и Россией в поясе ее пограничного периметра.
Во-первых, происходит «повторное» освоение пространственных ресурсов южных и юго-восточных регионов российского «подбрюшья» от Кавказа до Алтая. Освоение происходит на новом технологическом уровне и при новом соотношении возможностей участвующих в нем государств. Фактически впервые с конца XIX века освоение стало остроконкурентным: за влияние с Россией начинают бороться Китай, США, страны Европейского союза, а также (в меньшей мере) исламские государства, не принадлежащие к Кавказско-Центральноазиатскому поясу.
Во-вторых, глобальный контекст ситуации определяется крупным концептуальным сдвигом в стратегической мысли США. В принципе в Вашингтоне всегда уделяли внимание прочности американских позиций в Евразии. Но умы американцев занимали почти исключительно опорные точки в ее прибрежно-островной зоне. Лишь в последние пять лет «эпицентр» американской политико-стратегической активности сместился к глубинным материковым частям Евразийского континента. Окончился двухсотлетний период ориентации США на освоение Евразии «с моря» – стратегии, перенятой в свое время Соединенными Штатами у Великобритании.
В-третьих, конкуренция за ресурсы материковой Евразии носит мирный характер. Пока не заметно признаков угрозы силового столкновения наиболее мощных ее участников. Но «нерв момента» состоит в том, что ни одна из сильных держав не только сама не уверена в устойчивости этой мирной конкуренции, но и сознательно не позволяет обрести подобную уверенность никому из соперников. В итоге вдоль южных и юго-восточных границ России формируется все-таки зона мощной потенциальной международной напряженности.
Запад регулярно испытывает Россию на прочность позиций в зоне ближнего периметра российских границ. Магистральная линия политики Запада может быть определена как «стратегия откусывания» тех фрагментов бывшей территории Советского Союза, которые в России и на Западе по-прежнему считаются своего рода естественными сферами российского влияния и в известном смысле таковыми являются.
В России сгущается атмосфера подозрительности к Западу, на Западе – настороженность по поводу того, «насколько еще хватит терпения у Путина». В зарубежных СМИ присутствует образ «взрыва, который может произойти в любую минуту» в российско-американских отношениях. Публики, которая такого «взрыва» с вожделением ожидает, в России и за ее рубежами немало.
Ситуация становится еще многоцветней, если обратить внимание на активность, которую разворачивает в России и вокруг нее топливно-энергетический бизнес. Перестают быть химерами планы экспорта нефти и газа из России в США. «На горе прибалтам», американские специалисты обдумывают варианты импорта морским путем нефти с северных российских месторождений. Обсуждаются планы поставок в США газа с российских шельфовых месторождений Баренцева моря, разработка которых может стать возможной при сотрудничестве России с Норвегией, фирмы которой располагают подходящими технологией и опытом.
Но самыми волнующими проектами энергетической сферы являются те, которые связаны с энергоресурсами Кавказско-Центральноазиатско-Сибирского пояса. Планы их разработки позволяют по-новому увидеть перспективу азиатизации НАТО. До сих пор ее инициатором выступали США, а европейские страны воспринимали ее скептически, не желая тратить деньги на обеспечение безопасности далеких азиатских регионов, в которых Соединенных Штаты ведут себя активно «уже сегодня», а европейцы планировали развернуть активность лишь «послезавтра». Азиатизация предстояла в глазах европейцев «планово убыточным», «нетто-затратным» проектом с неопределенными результатами. Однако «фактор нефти» задает новое измерение этому процессу: торговля энергоресурсами может сделать проект азиатизации НАТО рентабельным в финансово-экономическом отношении. У западноевропейцев появляется стимул поддержать тенденцию, которой они предпочитали сопротивляться.
Неясно только, чем все это может быть полезно России, если она будет оставаться вне НАТО. Давление США на центры азиатского терроризма отвечает российским интересам. Но американское присутствие в Афганистане способствует росту производства афганских наркотиков, что порождает новую опасность для внутренней безопасности России. Сомнения вызывает и смысл американского военного присутствия в Центральной Азии. Его обоснованием считается задача противостояния международному терроризму. Еще американские аналитики склонны заявлять, что цель Вашингтона – создать стабильную региональную среду для развития международного сотрудничества в разработке энергоресурсов Каспия.
Эти объяснения не ложны. Но они и не полны. Трудно не видеть, что опорные пункты США в Киргизии и Узбекистане расположены ближе к Китаю и Пакистану, чем к Каспийскому региону. Похоже, что США думают о создании контура будущей силовой инфраструктуры, способной соответствовать интересам воздействия США на Китай, с одной стороны, и – при необходимости – защиты ядерного оружия Пакистана от пакистано-афганских экстремистов, порывающихся это оружие захватить, – с другой.
И это не все. Американские базы в Центральной Азии отстоят от нефтяных и газовых ресурсов Каспия не дальше, чем от российских месторождений Тюмени и Ханты-Мансийского округа. Недооцененный нашими стратегами Казахстан сегодня волей или неволей оказался «буфером» между Россией и США, если рассуждать в духе политики прошлых веков. Очень противоречивая получается картина. Сможет нефтегазовый интерес сблизить Россию с Западом или он будет толкать к противостоянию?
