Евгений Григорьев.
Пер-Кристиан Фосс считает, что средства, полученные от продажи нефти и газа, выгоднее всего размещать за рубежом, а полученную прибыль следует использовать для внутренних нужд страны.
Фото Андреаса Книпсела
– Господин Фосс, вы, очевидно, знаете, что управление Стабилизационным фондом в России вызывает немало споров. Обсуждали ли вы данную тему с Алексеем Кудриным?
═
– Да, об этом разговор был. Что касается Нефтегазового фонда Норвегии, то его основная особенность состоит в том, что он, если учитывать масштабы нашей страны, значительно больше Стабилизационного фонда России. Сегодня его стоимость уже составляет 70% от ВВП Норвегии, и она будет продолжать расти. А его объем в денежном выражении равен 150 миллиардам долларов США.
═
– Как и когда возникла идея создания такого фонда в Норвегии?
═
– Устав фонда был принят где-то в 1990 году. Мы сразу поняли, что доходы от добычи нефти и газа станут настолько большими, что для сохранения здоровой экономики не только сегодня, но и в обозримом будущем, необходимо отделить поступления в бюджет от нефтегазового комплекса и от другой экономической деятельности. Мы рассматриваем доходы от энергоносителей как нечто сверх того, на чем должны строиться нормальные доходы государства. Это богатство предназначено не только для нашего поколения. Поэтому нужно использовать эти доходы рачительно и с прицелом на будущее.
═
– Значит, у вас иной мотив создания стабилизационного фонда? Не подстраховка, как в России, на случай резкого колебания цен на мировом энергорынке?
═
– Ситуация в России, конечно, другая. Правда, надо сказать, что упомянутые опасения тоже были мотивом создания Нефтегазового фонда Норвегии, но не основным. Принималось во внимание и то соображение, что богатства шельфа у наших берегов не возобновляемы и будут когда-то исчерпаны. Поэтому я и говорю, что мы хотим это все распределить на несколько поколений. Но в основном существование специального фонда для накопления доходов, получаемых от нефтегазового сектора, обусловлено тем, что эти крупные доходы несоразмерны с величиной нашей страны и нашего народа. Фонд создан во избежание перегрева нашей экономики. Иначе мы получили бы такую экономику и такой уровень цен, при которых жить мог бы только нефтегазовый сектор. Есть такой международный термин: «голландская болезнь», которым характеризуют перегрев экономики.
═
– Как вы управляете Нефтегазовым фондом?
═
– Во-первых, на этот счет существует свод правил, принятый нашим парламентом. Конкретное управление осуществляется администрацией фонда. Она входит в состав Норвежского государственного банка. Ее работа не находится под каким-либо повседневным политическим надзором. Но администрация фонда регулярно докладывает правительству и парламенту о состоянии дел. 60% имеющихся средств мы инвестируем в облигации и ценные бумаги, которые приносят нам процентную выручку. Речь идет в основном о государственных облигациях. Важно то, что государственные облигации – более надежные бумаги, чем акции. Но мы все-таки вкладываем 40% и в акции, которые приобретаются на мировых биржах в Нью-Йорке, Лондоне, Гонконге, Европе, Австралии. В Латинской Америке это Мексика, Бразилия, Чили. В последнее время стали инвестировать даже в Йоханнесбурге.
═
– Судя по мировой карте инвестиций, которую вы мне показываете, белыми пятнами остаются только Гренландия, Центральная Африка и Россия.
═
– Но мы дойдем и до Москвы, это уж точно.
═
– Сильно ли отличается практика норвежского стабилизационного фонда от российской?
═
– Я не очень знаком с принципами и деталями управления таким фондом в России. Но что касается Норвегии, то хочу добавить, что у нас кроме администрации есть Совет по этике. Он следит за тем, чтобы наши инвестиции не нарушали определенных этических положений. В соответствии с ними мы, например, не имеем права инвестировать средства фонда в военную промышленность. Существуют и другие ограничения: нам не позволено иметь в одной компании более 5% акций. Есть такая норвежская поговорка: «Не надо складывать все яйца в одну корзину». Иными словами, риск должен разумно распределяться.
═
– Используются ли средства Нефтегазового фонда на социальные нужды?
═
– Только выручка, получаемая от инвестиций фонда, и через госбюджет. В настоящее время годовая выручка фонда равняется примерно 5–6%, и эти средства уходят в госбюджет. Это около 70 миллиардов норвежских крон, или 11 миллиардов долларов США, что составляет 10% госбюджета. Специальной программой можно назвать, пожалуй, лишь часть средств фонда, которая выделяется на научно-исследовательские цели.
═
– Но если бы возникла необходимость в финансировании за счет фонда других программ, вы как министр решали бы это самостоятельно?
═
– Нет, это надо было бы представить на одобрение парламента.
═
– Вернемся к вопросу об инвестициях в иностранные ценные бумаги. Не является ли это вливанием в иностранную экономику в ущерб национальной? Вы говорили об этом с Кудриным?
═
– Да, мы обсуждали эту тему. И посчитали, что выгоднее все-таки размещать эти средства за рубежом, а потом полученную по процентам прибыль использовать для внутренних нужд страны. Выгоднее и потому, что, как правило, там процентные ставки выше, чем у нас или у вас в стране.
═
– Но как раз в России многие отрасли нуждаются в развитии.
═
– Для этого можно использовать российский капитал, то есть инвестировать его не за рубежом, а у себя дома. Стабилизационный фонд является государственным, но смысл заключается в том, что экономика должна развиваться и работать нормально и без этого фонда. Для Норвегии ситуация однозначная: если инвестировать эти средства внутри страны, экономика которой сравнительно не так уж велика, то это неизбежно приведет к ее перегреву. Курс норвежской кроны резко бы поднялся. В результате из-за роста цен на другую норвежскую продукцию она потеряла бы конкурентоспособность и возникли бы препятствия на пути ее экспорта.
═
– России перегрев пока не грозит.
═
– Может быть, но рубль тоже не должен слишком сильно укрепляться. Иначе это создаст проблему для российского экспорта. Ведь рубль является сейчас конвертируемой валютой. Что и говорить, нефтедобывающим государствам всегда трудно найти баланс равновесия между нефтегазовым и другими секторами. Тем более что основная часть норвежской экономики занимается совершенно другими делами – не нефтью. Она же и приносит основной доход.
═
– А как у вас общественность, партии, политики воспринимают работу Нефтегазового фонда?
═
– Конечно, мы постоянно слышим критику в свой адрес, что, дескать, он используется недостаточно, что средства расходуются не так и не на то, что необходимо. Но именно их умеренное использование обеспечивает низкий уровень годовой инфляции. Благодаря этому покупательная способность рядовых норвежцев растет. Споры, однако, продолжаются. Сейчас дебаты идут преимущественно вокруг того, какая часть средств фонда может расходоваться. Опасность заключается в том, что если расходовать из него слишком много, то наши процентные ставки будут расти по сравнению с уровнем в других европейских странах. Немного найдется политиков, которые готовы брать на себя ответственность за такое повышение.
═
– А оппозиция?
═
– Фонд создавался при поддержке нашей оппозиции. А вдруг в один прекрасный день все перевернется. Оппозиция станет управлять страной, а бывшее правительство превратится в оппозицию.
═
– Договорились ли вы в Москве относительно сотрудничества и обмена опытом по этим вопросам?
═
– Единственное, что могу сказать, что я пригласил господина Кудрина в Норвегию. В остальном – каждая страна ведет свою самостоятельную политику. Мы оба прислушивались друг к другу и учились.
═
– Вы думаете, что ваш российский коллега учился?
═
– Мне кажется, что политики всю жизнь учатся.
═
Из досье «НГ»
═
Пер-Кристиан Фосс родился в 1950 году. Окончил университет в Осло по специальностям политология, общественное право и криминология. Политическую деятельность начал в 70-х годах с молодежной организации партии «Хейре» (консервативная партия). В настоящее время является заместителем председателя этой партии. Депутат парламента (стортинга) с 1981 года. Министр финансов с октября 2001 года.
