Нефтегазовая дипломатия как угроза маргинализации

Основные события уходящего года с точки зрения российской внешней политики происходили в четырехугольнике «СНГ – Европа – США – Ближний Восток». Разумеется, этими рамками событийный ряд не ограничивался, можно вспомнить визиты российского президента в Латинскую Америку, Китай, Индию, Турцию. Но тем не менее эти четыре узла доминировали на протяжении всего года.

Проблема в том, что мы не всегда могли точно оценить взаимосвязь между этими «генераторами событий» в политике. Похоже, именно поэтому для нас таким неприятным сюрпризом стала активная игра ЕС и США на Украине – мы считали ее своей сферой влияния по определению. Выборы на Украине стали серьезным индикатором положения дел в СНГ: при возникновении кризиса и реальной угрозы безопасности страны, являющейся членом практически всех существующих оргструктур на постсоветском пространстве, первыми туда прибыли посредники из ЕС и ОБСЕ, продемонстрировавшие явную ангажированность. В СНГ не нашлось ни одного механизма, достаточно авторитетного и эффективного для урегулирования такого рода проблем.

В этом есть явная недоработка в стратегии на постсоветском пространстве. К сожалению, не единственная. Сказывается и чрезмерная ставка на «нефтегазовую» дипломатию. Мы излишне сосредоточились на сугубо политтехнологическом противодействии «козням Запада» и прозевали тенденции в общественной жизни этих стран. Не всегда удается объяснить очевидное, что практически каждому жителю этих стран выгодно взаимодействие с Россией. Если задуматься, ситуация абсурдна: ведь эти страны имеют перспективы для сбыта своей продукции, прежде всего в России и СНГ, они демонстрируют отличные темпы роста, их население массово пребывает «на заработках» в России и кровно заинтересовано в упрощении визовых и регистрационных процедур, правил ведения бизнеса, налогообложения. И тем не менее они стремятся в евроструктуры с жесткими ограничениями, диктатом Брюсселя в экономике, перенасыщенными рынками, низкими темпами роста.

Зачастую мы не можем толком объяснить сам смысл нашего присутствия на постсоветском пространстве, полагая это чем-то аксиоматичным. Запад делает это под флагом демократизации, а мы, получается, только во имя себя самих. Но лозунги демократии (даже с учетом явной геополитической подоплеки) адресованы самим народам, а наша активность слишком откровенно преследует российские интересы. Это патриотично, но неконкурентоспособно. Между тем нам следует предлагать что-то во имя самих этих стран, понятное и доступное: «рост, модернизация, независимость»; какие-то объединительные, а не пророссийские проекты.

Как бы то ни было, один малоприятный вывод из происходящего сделать придется: успех наших планов на пространстве СНГ сегодня во многом зависит от состояния отношений с ЕС и США. Так что договариваться с ними придется. Причем договариваться в первую очередь с ЕС, а не с Америкой. А после осенних трений по поводу внутриполитических шагов руководства России и украинских выборов переговорные позиции заметно ухудшились. Налицо опасная тенденция, наличие которой не все согласятся озвучить: испытав определенное разочарование по поводу быстрой интеграции России, коллективный Запад начинает извлекать немалые дивиденды из «плохой» России, выступающей в роли «защитницы авторитарных и коррумпированных режимов». По формуле: «Не получается демократизировать, будем демонизировать».

Плюсы от этой линии для ЕС и США очевидны: а) объединение обеспокоенного внутренними противоречиями Запада на почве «общего врага»; б) возможность активной игры на постсоветском пространстве уже без оглядки на Россию; в) подрыв всех интеграционных проектов на постсоветском пространстве, не получивших одобрения Запада; г) ренессанс «демократического миссионерства» (а то и мессианства).

Не стоит впадать в истерику, но правильный вывод должен выглядеть так: нужно реальное сближение, причем инициатором должна выступать Россия. Альтернатива этому: маргинализация («белоруссизация»), потеря СНГ, построение нового миропорядка без нас.

Мы не должны допускать «саммитизации» переговорного процесса с ЕС, превращения «четырех пространств» из более или менее интеграционного проекта в сугубо кооперационный, форму «мирного сосуществования». Придется учиться работать с Брюсселем, а не только с «милыми сердцу» Римом, Берлином, Парижем.

Другой важный мировой узел – США. Самой Америке откровенная «бжезинизация» внешней политики вряд ли выгодна – усиливая ЕС за счет ослабления России, США укрепляют более опасного конкурента, уменьшая возможности для маневра, которые всегда выше там, где присутствуют более или менее равновеликие игроки. Запад сегодня не настолько сплочен, чтобы тактическое противостояние России превратилось в реальный инструмент устранения растущих противоречий.

Что касается иных важных событий уходящего года, то особо выделил бы договоренности с Китаем, в первую очередь – по границе. Восточный гигант уже очень скоро станет мощным центром гравитации в Азии. Китай – растущий рынок сбыта российских энергоресурсов, что снижает зависимость от поставок в ЕС. К тому же номенклатура китайских товаров способна заместить европейскую при значительно более низких ценах.

Одно из главных событий года – уход Арафата. На фоне радикализации настроений на Ближнем Востоке, подстегнутых иракской эпопеей США, это грозит непредсказуемыми зигзагами в застарелом палестино-израильском конфликте. Но Россия как один из коспонсоров этого урегулирования и одновременно «неучастник» оккупации Ирака, пользующийся авторитетом среди палестинцев и израильтян, имеет неплохие шансы выйти с реальными инициативами.

В актив российской внешней политики стоит отнести и ее последовательную позицию по иракской проблеме. Не в последнюю очередь именно эта линия подвигла США к возвращению в русло урегулирования в рамках ООН.