Швеция становится обычной европейской страной

Шокировавшая шведское общество трагическая смерть министра иностранных дел Анны Линд побудила нацию по-новому взглянуть на себя и окружающий мир, переосмыслить устоявшиеся мифы и сложившиеся стереотипы. К тому же призывают и неудачные для властей этой скандинавской страны результаты референдума, заблокировавшие отказ от национальной валюты - кроны и присоединение к зоне евро.

Отношение Швеции к объединяющейся Европе всегда было достаточно сложным. С одной стороны, с экономической и с точки зрения интересов безопасности, Европейский союз представляет для нее все большую ценность и возрастающее значение. С другой, здесь существует обоснованный скепсис относительно того, насколько далеко это королевство отстоит в социально-экономическом, культурном и даже языковом отношении от континентальных тенденций развития. Как со стороны официальных кругов, так и от большинства граждан можно услышать, что Швеция - немного иное государство, чуть-чуть результативнее, более рациональное и даже чуточку лучше прочих. Евросоюз - гораздо больше, но малоэффективен и слишком забюрократизирован. США громадны, жизнедеятельны и чрезвычайно интересны, но страдают из-за внутренних противоречий и громадных вооруженных сил. Швеция лишена всех их недостатков. Короче, "Small is beautiful"!

Схожие взгляды и настроения можно заметить в отношении страны к ЕС, в мироощущении, на котором строятся вся внешняя политика и курс в сфере обеспечения безопасности, в частности, известный как традиционная шведская политика "свободы от союзов в мирное время с целью сохранения нейтралитета в случае войны". К тому же в этом самоощущении нации значительна доля реформаторского, социал-демократического компонента, всего того, что связывают с успехами нынешнего "государства всеобщего благосостояния".

Это, хотя и не только это, подпитывало победную аргументацию здешних "европессимистов" и противников евро на всенародном референдуме 14 сентября с.г. Высокая квалификация шведской рабочей силы, соединенная с организованностью национального рынка труда и помноженная на особые способности местного капитала, его эффективность в управлении народным хозяйством придавали особую убедительность таким доводам. Вера шведов в свои собственные силы укрепилась на фоне стагнации двух крупнейших экономик еврозоны - Германии и Франции, где бюджетный дефицит третий год подряд превышает 3% ВВП, а уровень безработицы почти в 2 раза выше шведского. Очевидно, что вступление в зону евро означало бы для Стокгольма утрату эффективных рычагов хозяйственного развития и инструментария кредитно-денежной политики. Итоги референдума стали своего рода проявлением шведской исключительности, неверия в Европейский союз как удавшееся предприятие.

Своей политической деятельностью и своими личными поступками Анна Линд стремилась преодолеть этот разрыв в национальном мироощущении, перекинуть мост между особенностями шведской идентичности и укрепляющейся европейской общностью. Она, как современная, самостоятельная и яркая личность (уже с 1982 года, в 25 лет, член риксдага, а с 1984 по 1990 год - руководитель молодежной организации СДРПШ), была глубоко привержена социал-демократическим ценностям, идеалам социальной солидарности и подлинного международного сотрудничества. В качестве министра иностранных дел (с октября 1998 года, тогда ей был 41 год, на этом посту) Линд увидела и осознала большие возможности, которые открылись после окончания холодной войны. Она была глубоко убеждена в том, что шведская национальная и европейская социал-демократическая политические традиции смогут соединиться в будущем в широкой общеевропейской взаимосвязи.

Вместе с тем, несмотря на свои идеологические воззрения и симпатии, как практический политик Анна Линд вынуждена была исходить из реалий, а курс страны в ЕС за время пребывания ее на посту министра иностранных дел приобрел осторожность, взвешенность и прогнозируемость. Швеция, как и многие другие малые страны-участницы, искренне разделявшие прежние идеи Евросоюза как добровольного экономического объединения самостоятельных государств, не готова расстаться с прежними представлениями и воспринять его как политически централизованное супергосударство. Некая панъевропейская общность, которая может явиться новейшей ментальностью будущей объединенной Европы, пока еще не стала достоянием широких кругов народов и стран Старого Света. Именно из этого на практике исходит шведский кабинет СДРПШ, придерживаясь реалистичного умеренного интеграционного курса. Благодаря своей популярности, четким комментариям и анализу международных вопросов она рассматривалась в качестве следующего кандидата на пост премьер-министра (после ухода из кабинета Моны Салин ее называли "кронпринцессой" партии) вслед за Йораном Перссоном. Итоги референдума ограничат свободу рук Стокгольма, его вынужденный отказ присоединиться к евро может сказаться не только на темпах интеграции, но и подтолкнуть к выработке малопрогнозируемой "разноскоростной/многоярусной" структуры ЕС.

В последние годы Швеция все же продолжает терять многое из своих былых особенностей и специфических черт. Она перестала занимать ведущие места в лиге особо благополучных стран, переместившись на почетный среднеевропейский уровень. Менее заметной стала ее миротворческая роль среди "голубых касок" ООН, и она все больше сотрудничает по разным вопросам в программе "Партнерство ради мира" с НАТО. Ни шведская модель общественного развития, ни политика солидарности в области заработной платы (сокращение разрыва в ее уровнях) больше не являются чем-то особенным и уникальным. Напротив, на континенте осмеивают "надменных" шведов, ехидно вспоминают об уровне компетенции шведской полиции при расследовании убийства Улофа Пальме в 1986 году, побоище с антиглобалистами во время саммита Евросовета в Гетеборге в июне 2001 года и вот теперь - новый случай, новый повод.

Трудно расставаться с любимыми и прошлым, хотя Швеция во многих отношениях все больше становится обычной "европейской" страной, а Стокгольм в известных смыслах похож на большинство столиц мира. Несмотря на все предрассудки и штампы, шведы для нас по-прежнему остаются открытыми, широко мыслящими, неформальными как в человеческом, так и в политическом отношениях людьми. Такой, какой и была Анна Линд.