Салоники как Филадельфия

Прошедшую в конце прошлой недели в Греции встречу лидеров стран Евросоюза большинство экспертов ожидали с нескрываемым пессимизмом. Только ленивый не критиковал проект Конституции ЕС, вынесенный на саммит рабочей группой Жискар д"Эстена. В многочисленных статьях и брошюрах по обе стороны Атлантики утверждалось, что европейский конституционный процесс базируется на шатких основах и не имеет серьезных перспектив. Но к удивлению экспертов участники встречи одобрили обсуждавшийся проект. И заголовок "Новый Римский договор согласован" на первой полосе британской "Файнэншл таймс" точно отразил значимость события.

Можно ли считать встречу в Салониках 20 июня 2003 года некоторым аналогом того, что произошло в Филадельфии летом 1787-го? И да и нет. Говоря "да", мы утверждаем, что даже проект европейской Конституции не уступает окончательной версии Конституции США. Говоря "нет", мы полагаем, что общеевропейский процесс имеет более комплексный характер, чем филадельфийская конституционная дискуссия.

К чему сводится содержание Конституции США? По большей части, если не исключительно, в ней регламентируется распределение власти в образованном союзе штатов. Какова цель европейской Конституции? По сути, та же самая. Американская Конституция декларирует создание федеративного государства. По большому счету об этом же объявляет и европейская. Утверждают ли обе Конституции принципы демократии и идею республики? Безусловно.

Но европейцы пошли дальше. Во-первых, в проекте европейской Конституции соединены достоинства двух американских документов: как самой Конституции США, так и "Статей конфедерации", принятых десятью годами раньше, 15 ноября 1777 года. Во-вторых, уже сегодня европейская система принятия решений, сплошь и рядом критикуемая за ее бюрократический характер, оказывается демократичнее американской: согласно принятым в Ницце решениям восточноевропейские страны с населением 95,8 млн. человек (17,4% населения "расширенного" ЕС) получают 31,6% голосов в Совете министров, в то время как в США семь мелких штатов имели в сенате абсолютное большинство, представляя лишь 23% населения. В-третьих, европейцам уже на этом этапе удалось решить большинство проблем, стоявших перед американцами в первые годы независимости. (В ее нынешнем виде Федеральная резервная система была создана в США через 127 лет после принятия Конституции, в 1913 году, а Европейский центральный банк успешно функционирует уже пять лет).

Как в свое время американцы, европейцы принимают свою Конституцию для создания федеративного государства, закрепляющего функционирование фактически уже единого политического сообщества. С чего они начинают? С того же, с чего начали американцы, - с введения поста президента и унификации внешней и оборонной политики, налогового и иммиграционного законодательства. Говорят, что европейская идентичность формируется как противовес американской. Но не в противовес ли европейским порядкам возникла идентичность американская? Некоторые аналитики считают, что европейские институты недемократичны. Возможно. Но ни один функционер в ЕС не "избран" не подотчетными избирателям судьями - в отличие от нынешней администрации США. Не ущемит ли европейская Конституция прав некоторой части граждан? Может быть. Но сегодня конституционная конвенция европейцев в любом случае говорит от имени большинства в отличие от американских отцов-основателей, действовавших от имени граждан, число которых не превосходило двух процентов населения тринадцати штатов.

Мы считаем исключительно высокими шансы европейского конституционного проекта на успех. Европейцы уже создали единую экономику. Они завершают формирование унифицированной налоговой системы. Граждане всех стран ЕС имеют равные права и равны перед законом. Политики все больше стремятся занять места в общеевропейских, а не национальных структурах. Желание Тони Блэра, главного приверженца альянса с Америкой, стать в будущем европейским президентом замечено едва ли не всеми, кто следит за развитием общеевропейских процессов. Один из наиболее тонких европейских политиков Йошка Фишер "интересуется" должностью министра иностранных дел Европы гораздо больше, нежели постом германского канцлера. А в благоприятном вердикте по делу Жана Клода Трише, открывшему ему путь к офису президента ЕЦБ, можно было не сомневаться и за год до начала судебных слушаний в Париже.

Европа начала большой и правильный путь. Салоники и Филадельфия обречены стать для будущих историков предметом глубоких аналогий. А рассуждающим сегодня о недостатках европейского конституционного проекта небесполезно перечитать основные законы собственных стран. Американцам же, которым так милы записки европейского аристократа, посетившего Штаты спустя 43 года после принятия Конституции США, можно лишь посоветовать откомандировать в 2046 году в Европу своего де Токвиля - если, конечно, таковой найдется к тому времени. Нет сомнений, что книга, которую он напишет, будет поинтереснее иных "Демократий в Америке".