На протяжении последнего месяца главной экономической темой, обсуждавшейся в российской прессе, стало беспрецедентное снижение курса американской валюты. С середины апреля доллар упал по отношению к евро на 11,2%, по отношению к швейцарскому франку - на 6,5, к японской иене - на 2,9, к британскому фунту - на 3,7%. Даже российский рубль, обычно считающийся "слабой" валютой, укрепился на 1,5%.
Эта непривычная динамика породила множество самых фантастических предположений о судьбе современной валютной системы. Писали и говорили о том, что она находится на грани катастрофы, а Соединенным Штатам грозит полномасштабный дефолт. Свободная конвертируемость рубля не только вновь показалась достижимой, но и была обозначена президентом Владимиром Путиным как одна из целей экономической политики правительства.
Такое обостренное внимание к проблеме изменения валютных курсов вызывает желание сделать несколько замечаний.
Сам характер дискуссии показывает, что ее участники руководствуются представлениями, давно уже не имеющими ничего общего с реальностью. Дефолт, или неисполнение взятых на себя обязательств, имеет место тогда, когда у государства-заемщика не оказывается необходимой суммы в той валюте, в какой был осуществлен заем, или же когда некий актив (например, доллар или золото), к которому декларативно "привязана" национальная валюта, не может быть за нее приобретен.
Первый вариант дефолта продемонстрировала в конце 2001 года Аргентина, когда правительство перестало обслуживать долларовые обязательства по причине резкого снижения курса песо, обесценившего бюджетные поступления.
Второй вариант иллюстрируют события 1974 года, когда решением президента США Ричарда Никсона была отменена "привязка" доллара к золоту, в результате чего цена на золото поднялась (а курс доллара соответственно снизился) в 6,2 раза. Между тем сегодня основные валюты - доллар, евро и иена - не имеют "привязки" к золоту, потому любое изменение их котировок не нарушает никаких обязательств правительства.
Более того. При наличии постоянного спроса на эти валюты возврат долга оказывается, по сути, выбросом на рынок дополнительного количества бумажек с портретами государственных деятелей или изображением архитектурных памятников. А в том, что их купят, нет никакого сомнения: процентные ставки в Японии близки к нулю, в США облигации федерального казначейства приносят 1,1-1,4% годовых, в Европе - 2,1-2,6%. Дефолт по обязательствам страны, национальная валюта которой выступает в роли всемирного платежного средства, невозможен по определению. Поэтому сегодня, как и вчера, символы трех основных валют - Е ÷ $ - означают твердое "да", которое говорят инвесторы существующему порядку вещей.
Симпатии российских комментаторов к твердой и устойчивой отечественной валюте возродились, по-видимому, в результате резкого колебания валютных курсов. Природа этих симпатий мне, мягко говоря, понятна не до конца. Одно из важных свойств современной международной валютной системы состоит прежде всего в том, что при замедлении экономического роста в той или иной стране котировки ее валюты, как правило, снижаются, и это открывает путь наращиванию производства и выходу из кризиса; напротив, бурный экономический рост ведет к повышению котировок, сокращению экспорта и замедлению чреватой кризисом экспансии.
Однако это касается лишь крупных и устойчивых экономик. Те страны, которые стремятся к быстрым темпам экономического развития, как правило, не заинтересованы в привлекательности своих валют, поскольку повышение спроса на них на мировых рынках чревато ростом издержек и снижением конкурентоспособности их товаров. Устойчивое обесценение национальной валюты становится поэтому императивом экономической политики многих "новых индустриальных стран", а стремительное преодоление ими последствий кризиса 1997-1998 годов лишний раз свидетельствует об определенных достоинствах слабой валюты. В условиях, когда валюта того или иного государства не котируется на международных рынках (как то имеет место и в России), Центральный банк имеет практически безграничные возможности управления ее курсом с целью активизации экономического роста.
Недавний опыт России убедительно доказывает, что в 1995-1997 годах укрепление рубля сопровождалось замедлением развития отечественной промышленности и ростом импорта, что не в последнюю очередь привело к потрясениям 1998 года. Практически то же самое имело место и в Юго-Восточной Азии годом ранее. И наоборот, как в России, так и на других развивающихся рынках снижение курса национальной валюты обернулось активизацией роста и накоплением гигантских валютных резервов всего за несколько лет. Так что же выгоднее для страны - торжественное провозглашение "стабильности" курса рубля, возрождающее не только чувство национальной гордости, но и преддефолтные ощущения, или поддержание управляемой инфляции ради развития отечественной промышленности и повышения уровня жизни населения? Ответ кажется нам очевидным.
"Не рой другому яму: сам в нее попадешь", - гласит старая русская пословица. И мечты о скором достижении полной конвертируемости рубля, вызываемые к жизни сладкими иллюзиями близости краха международной валютной системы, с высокой вероятностью могут, на наш взгляд, стать печальным подтверждением этой народной мудрости.