Игорь Максимычев
Шредер покинул Москву в приподнятом настроении.
Фото Reuters
Стремительный визит канцлера ФРГ Герхарда Шредера в Москву вызвал немало спекуляций в мире. Почти никому не приходил в голову самый естественный ответ на вопрос, почему нельзя было ограничиться телефонным звонком: да потому что в столь драматический момент кризиса вокруг Ирака нужно, что называется, воочию убедиться, что партнер не подведет. Уж очень большие политические ставки сделаны, и главная среди них - надежность и достоверность руководства важнейших стран Европы.
Дело в том, что все три участника общеевропейской оси мира - Россия, Франция, Германия - находятся под сильнейшим давлением. На разные лады их пытаются убедить в том, что необходимо торопиться пойти на мировую с американцами, иначе становится слишком большим риск быть обойденным сегодняшними союзниками и остаться в результате "с носом". Самый сильный удар направлен против Франции, общественность которой стеной встала за Жака Ширака. Но и о Владимире Путине утверждается, будто он при любом раскладе собирается "быть на стороне победителя", а таковым заранее считается Вашингтон.
Из доверительных источников известно, что Шредер покинул Москву чрезвычайно довольный: ни он, ни Путин, ни Ширак не собираются менять своей отрицательной позиции в отношении военных планов США. Их поддерживает и Китай. Возможности мирного разоружения Ирака не исчерпаны, и пока это так, Россия, Германия и Франция, а также КНР не намерены делить с США ответственность за возможные катастрофические последствия нападения на Ирак. Представленный 24 февраля членам СБ ООН тройственный меморандум об укреплении режима инспекционных проверок в Ираке полностью сохраняет силу, и три европейских лидера продолжают оставаться убежденными в его своевременности.
Общность позиции трех стран не исчерпывается отказом поддержать явно преждевременное применение силы. Международному сообществу предложена конкретная, четкая, поэтапная программа эффективного выявления иракского оружия массового уничтожения, если оно у Ирака есть, и его последующего уничтожения. На этот раз Совет Безопасности будет не просто рассматривать те или иные формулировки американо-английского проекта решения, а сможет выбирать между двумя концепциями дальнейшего развития мира. При этом европейская тройка постоянно подтверждает (и это еще раз четко прозвучало в Москве), что ее нежелание благословить войну ни в коем случае не может отождествляться с антиамериканизмом. Высшей целью международного сообщества остается разгром глобального терроризма, и антитеррористической коалиции нет альтернативы.
У тесного согласования линии трех стран в международных делах есть еще одна сторона, не менее важная, чем поиски выхода из тупика, в который США завели себя и весь мир. Это начало формирования общеевропейской идентичности, без которой у нашего континента нет будущего. Большая Европа от Рейкьявика до Владивостока была нам неоднократно устно и письменно обещана в тот момент, когда общими усилиями, без применения насилия завершилась холодная война. Потом, когда СССР отказался практически от всех материальных гарантий своей безопасности в несколько наивной надежде на взаимность со стороны партнеров, а затем был похоронен сам, оказалось, что обещанного ждут не три, а все тридцать три года. Запад вдруг стал вести себя так, будто Россия - это всего лишь побежденный, который всем все должен и которому никто не должен ничего.
Нас стали усиленно выталкивать из Европы, само название которой узурпировал Европейский союз, приучать к тому, что с нами можно разговаривать с позиции силы. Особенно отличались мелкие политики из мелких европейских стран, вообразившие, что только сохранение и по возможности усиление напряженности на континенте позволит им и дальше нежиться в лучах всемирной известности, играть в "большую политику" ("Ах, Моська┘") и выторговывать дополнительные блага для себя лично. Грядущему расширению ЕС стали изо всех сил придавать такое же антирусское содержание, что и расширению НАТО на восток. Показательна мышиная возня вокруг бесспорного права граждан России беспрепятственно посещать Калининград. В то же время наиболее дальновидные представители Западной Европы по-прежнему понимали, что естественный смысл объединения стран Европейского континента состоит в обеспечении его существования "вне Америки", то есть гарантии возможности думать своей головой и принимать решения самостоятельно. А это возможно лишь в том случае, если Россия включается в европейское объединение на равных правах и с равной ответственностью.
Сейчас Франция, ФРГ и Россия сделали заявку на то, чтобы стать инициативной группой строительства Большой Европы. Состав группы оптимален - в ней представлены наиболее крупные и влиятельные страны континента, которые в конечном счете определяют его будущее. Если бы в ней не участвовала Франция, то сотрудничество России и Германии было бы легко заклеймить как "возрождение Рапалло" (хотя в самом Рапалльском договоре 1922 года не было ничего, кроме взаимного отказа от имущественных претензий, связанных с Первой мировой войной и революцией в России, тогдашним французским политикам удалось запугать Европу призраком германо-советской угрозы). Если бы отсутствовала Германия, то поневоле ожили бы страхи "окружения", которыми страдала немецкая политика начиная с бисмарковского "кошмара коалиций". Без России же эта группа не имела бы общеевропейского характера, что, собственно, составляет ее сущность.
Мысль о благотворности тройственного сотрудничества для континента отнюдь не нова для европейской политики. Попытки создать судьбоносный "треугольник" Париж-Берлин-Москва предпринимались и в 90-е годы. Тогда они не сработали, поскольку российское руководство не могло наладить осмысленной политики на европейском направлении (как и на других направлениях тоже). Сегодня ситуация изменилась. Гарантии успеха по-прежнему нет, но шансов стало больше.
