Евгений Верлин. - Как, на ваш взгляд, изменилась геополитическая картина мира?
- Если ответить предельно кратко, она стала более контрастной и четкой.
США и страны Западной Европы укрепили свое лидерство в мировой экономике, несмотря на драматичные события на фондовых рынках (где основные индексы упали до уровня 40-60% от максимальных значений, достигнутых весной 2000 года, а суммарные потери инвесторов превысили 7 триллионов долларов). Но здесь важную роль сыграли не столько собственные достижения Запада, сколько обострение проблем в других регионах. Ведь уходящий год запомнится самым крупным дефолтом суверенного заемщика (с января по сентябрь Аргентина перестала обслуживать обязательства номинальной стоимостью более 170 миллиардов долларов), самой быстрой за последнее время девальвацией национальной валюты одной из крупнейших стран мира (бразильский реал подешевел почти вдвое, с 2,3 до 3,9 реала за доллар) и самыми значительными бюджетными проблемами, когда-либо в мирное время возникавшими в странах "большой семерки" (в Японии размер бюджетного дефицита достиг 8% валового национального продукта).
В политической сфере доминирование стран Запада стало еще более явным. Соединенные Штаты вопреки многим ожиданиям вполне успешно установили контроль над Афганистаном и практически обеспечили идеологическое "прикрытие" для начала интервенции в Ираке. Разыгрывая карту борьбы с терроризмом, США обрели невиданную прежде свободу вмешательства в ту или иную ситуацию практически в любой точке мира. Европейцы ответили на это "несимметричным" образом. Они предпочитают не устанавливать новый мировой порядок, а укреплять собственную "зону стабильности". Их единая валюта подорожала по отношению к доллару почти на 15%, страны зоны евро вышли на первое место в мире по размерам положительного сальдо торгового баланса (+95,6 миллиарда долларов за первые три квартала против - 452,7 миллиарда долларов у США). Евросоюз завершил год официальным решением о приеме в свои ряды десяти новых членов и началом завершающей стадии разработки общеевропейской конституции. Какими бы различными ни были траектории движения США и ЕС, по обе стороны Атлантики имелись четкие цели, и в течение года на пути к ним достигнуто существенное продвижение.
- Будучи исследователем, разрабатывающим проблемы теории постиндустриального общества, вы не раз отмечали, что Россия еще не достигла постиндустриальной стадии развития. Произошло ли в уходящем году что-то позитивное на этом направлении? Создаются ли у нас предпосылки для развития постиндустриальных тенденций?
- Здесь трудно, к сожалению, быть оптимистом. И на то есть три причины.
Во-первых, наиболее впечатляющие экономические прорывы второй половины ХХ века были совершены странами, испытывающими жесточайший недостаток природных ресурсов (Япония, Корея и т.д.). Напротив, ни одна богатая ресурсами страна - в Африке ли, Латинской Америке или на Ближнем Востоке - не добилась подобных результатов. И это не случайно. Наличие дешевых ресурсов - мощный фактор торможения технологического прогресса. Возможность жить за счет экспорта ресурсов - еще более мощный. Сохранение высоких цен на энергоносители в 2002 году лишает российское руководство стимула для проведения радикальных реформ и закладывает основы для неизбежного нового кризиса.
Во-вторых, постиндустриальные тенденции быстро реализуются в странах, экономика которых наиболее "открыта", то есть там, где высоки доля внешней торговли в ВНП и величина иностранных инвестиций на душу населения. В уходящем году в Россию инвестировано около 2,5 миллиарда долларов, или около 16 долларов на каждого россиянина, тогда как в США этот показатель достигает 300, а в странах ЕС - 480 долларов. Приток иностранных инвестиций составил лишь 0,2% российского ВНП, рассчитанного по паритету покупательной способности рубля, тогда как в Китае - 4% ВНП. Экспорт из России остается в основном сырьевым, а отечественные промышленники продолжают проигрывать в конкурентной борьбе на внутреннем рынке, несмотря на все усилия лоббистов, поддерживающих их монопольный статус.
В-третьих, прошедший год, и это следует признать со всей определенностью, ознаменовался утратой многих важных приоритетов в экономической политике. Правительство России, провозглашавшее приверженность хозяйственным преобразованиям, не довело до конца ни одну из реформ, о которых неоднократно говорил Владимир Путин за годы своего президентства. Этому, конечно, способствовало весьма "своевременное" начало войны с терроризмом на фоне относительно благополучной ситуации на сырьевом рынке. Рост реальной стоимости рубля по отношению к доллару вреден для отечественных производителей; низкая инфляция и процентные ставки способны привести к сокращению ликвидности банков и спровоцировать новый кризис на финансовых рынках. В стране не создано нового инвестиционного климата, а недавний конкурс на приватизацию "Славнефти" продемонстрировал, что его создание даже не воспринимается как важная задача.
- Неужели все так однозначно плохо?
- Я не вижу признаков какого-то продвижения страны в направлении постиндустриализма, за исключением лишь некоторого подъема жизненного уровня населения, что объективно способствует формированию условий для становления постиндустриального общества. Однако и сегодня он остается крайне низким по сравнению с тем, что сложился в США и Европе к концу 70-х годов, когда там началась постиндустриальная трансформация.
- Борьба с терроризмом стала основным лейтмотивом завершающегося политического года. К чему ведет такая кампания? Каково место России в этой борьбе и какие последствия для страны может иметь участие в антитеррористической коалиции?
- Стремление правительств развитых стран защитить своих граждан от террористической опасности понятно. Однако при оценке долгосрочных последствий этой кампании следует учитывать следующие обстоятельства.
Борьба с терроризмом предполагает крайне неопределенный характер противника и, по сути, не имеет объективных критериев успеха. Американцы практически оккупировали Афганистан, но реально не уничтожили верхушку террористов "Аль-Каиды". ЦРУ сообщило недавно, что усилиями спецслужб в этом году предотвращено около ста планировавшихся терактов. Но не эти сто предотвращенных, а несколько совершенных актов террора - взрыв на Бали, захват заложников в Москве и нападение на израильских туристов в Кении - вдохновляли на продолжение борьбы. Война с обычным противником находит тем большую поддержку, чем более заметны собственные успехи; борьба же с терроризмом обретает все новых сторонников по мере того, как становится все менее эффективной.
Еще один момент. И борьба с терроризмом, и действия самих террористов естественным образом приобретают экстерриториальный характер. Тем самым ряд западных стран вдруг стали считать себя вправе вмешиваться в дела других государств и даже вторгаться на их территорию. Но ведь этот принцип может быть применен и к России. С энтузиазмом присоединяясь к борьбе с терроризмом, российское руководство санкционирует формирование нового мирового порядка, в котором становится привычным причислять отдельные государства к "оси зла", а гуманитарные соображения служат оправданием вмешательства извне в любом регионе, где собственное правительство неспособно обеспечить соблюдение прав граждан, каковая неспособность, заметим, может получать крайне широкое толкование.
- Сейчас поговаривают об опасности "столкновения цивилизаций"...
- Борьба с терроризмом действительно может привести к размежеванию (не будем пока говорить о конфликте) "цивилизаций". Вплоть до наших дней большинство межгосударственных конфликтов возникало между странами одной и той же цивилизационной парадигмы. Это объясняется тем, что войны развязывались главным образом ради достижения геополитических целей, велись государствами, каждое из которых обладало суверенитетом или его подобием. Сегодня западные страны форсируют отход от традиционной модели суверенитета и таким образом сами формируют основы для столкновений, стороны которых определяются по их религиозно-культурной принадлежности, а не гражданству. Такого рода конфликты также имеют долгую историю, но они всегда оставались локальными, имели форму столкновений доминирующей группы с угнетенной. В нынешнем глобальном варианте мы сталкиваемся с ними впервые и должны поэтому быть предельно осторожными.
Исходя из этих обстоятельств роль и позицию России в сфере борьбы с терроризмом трудно оценить однозначным образом. Захват заложников в Москве не может быть поставлен в один ряд с событиями 11 сентября. Теракты в Нью-Йорке и Вашингтоне не имеют исторического прецедента, так как являются актом неспровоцированной агрессии. Московская же драма в историческом контексте вполне типична: в таком же ключе действовали алжирские террористы во Франции, североирландские - в Великобритании, баскские - в Испании. То есть это тактика наиболее непримиримых сторонников сепаратизма. В значительной мере поэтому европейцы, сами сталкивавшиеся с подобными проявлениями, не склонны одобрять российский вариант борьбы с терроризмом.
- То есть военное решение чеченской проблемы невозможно?
- Да. И как бы мы ни раздражались, позиция европейцев, подталкивающих российское руководство к смене парадигмы, гораздо более дальновидна, чем американские методы силового воздействия. В данном отношении Россия ближе к Европе, чем к США, поскольку именно европейские государства, как позже и наша страна, пережили - будем называть вещи своими именами - распад своих колониальных империй.
