Карэн Хачатуров ВСЕ ЛАТИНОАМЕРИКАНСКИЕ и карибские государства - от Аргентины до Ямайки - осудили предпринятый против США теракт. Реакцию латиноамериканцев можно назвать осуждающе - осторожной. Заклеймили злодеяние министры иностранных дел ОАГ президенты государств Центральной Америки, однако страны - участницы международной конвенции о запрете противопехотных мин на проходившем в Манагуа форуме воздержались от принятия совместной декларации с осуждением терроризма. Согласно опросам, 80% бразильцев и 68% мексиканцев категорически против участия в антитеррористической военной акции; 59% бразильцев полагают, что истоки теракта напрямую связаны с внешней политикой США. В таком контексте воспринимаются и недавние слова Фиделя Кастро о том, что "Куба против терроризма и против войны", что "нельзя во имя справедливости использовать трагедию и безответственно начинать войну". В Латинской Америке не без оснований опасаются, что агрессия заокеанских террористов может стать предлогом для пресечения неугодных или не вполне приемлемых процессов внутреннего развития.
Неверно считать, что это кубинская интерпретация вероятных шагов США. Необходимо уточнение: Куба, как мало кто другой, имеет моральное право ссылаться на свою историческую память. Только после гибели 260 моряков крейсера "Мэйн" на рейде Гаваны шовинистические силы США нашли повод для войны с Испанией за ее последнюю колонию в Западном полушарии - Кубу. В ту эпоху функцию Си-эн-эн выполняла газетная империя Херста, владелец которой на просьбу своего корреспондента о возвращении домой ввиду отсутствия признаков военной опасности реагировал депешей: "Прошу оставаться на месте точка вы даете фото я даю войну точка Херст". В новейшей истории ни одна другая держава не подозревается с вескими основаниями в совершении подобного. Спустя шесть десятилетий продолжающаяся по сей день необъявленная война Вашингтона против Гаваны сопровождается постоянными актами террора.
Тем не менее принято считать, что во второй половине XX века Латинская Америка представляла питомник терроризма в лице ультралевых. Но бомбистский фейерверк, угон самолетов, захват заложников, "геваромания" как бескорыстная тяга следовать примеру легендарного Че - лишь эпизодическое проявление глубинных причин, порождавших и массовое отчаяние, и социальный протест. Партизанская война - герилья с участием преимущественно не студентов, а неграмотных крестьян-индейцев, результат прежде всего всевластия земельно-финансовой олигархии и военно-полицейских режимов, неспособных и дня продержаться без поддержки США.
Вооруженное сопротивление олигархии и милитаризму власть именовала терроризмом. Участники герильи называли терроризмом действия властей, создававших, например, военизированные бандформирования - "эскадроны смерти". Герилья в форме гражданской войны охватила с разной степенью интенсивности Центральную Америку и Андские страны - Колумбию, Перу, Боливию. Но даже в пик повстанческой войны в Сальвадоре Конституция санкционировала "право народа на вооруженную борьбу, если не удовлетворены его чаяния".
Есть все основания утверждать, что не идеологемы фундаменталистского толка, а властные структуры разжигали костер гражданских войн. Например, в Никарагуа лишь герилья смогла положить конец почти полувековой проамериканской династической деспотии. Причем, придя к власти, сандинисты добровольно уступили ее оппонентам. Интегрировались в гражданское общество вчерашние "герильерос" в Гватемале и Сальвадоре.
Были отторгнуты наиболее уродливые проявления левого экстремизма. Показательна судьба организации полпотовского толка "Сендеро луминосо" в Перу, получившей мировую рекламу захватом с декабря 1996 г. и на протяжении четырех месяцев японского посольства в Лиме. Действительно, террористическая организация была обезглавлена, а потом и разгромлена. Единственное государство Южной Америки - Перу ввело смертную казнь "за измену родине и терроризм". Пояснять суть последнего не было нужды - нигде на континенте за переродившимися в бандитов повстанцами не тянулся такой кровавый шлейф.
Закономерность: первый в истории Латинской Америки повсеместный приход к власти конституционных гражданских режимов сопровождался затуханием и прекращением герильи. Единственное исключение - вялотекущая борьба в мексиканском штате Чиапас и Колумбия, где вооруженное сопротивление имеет глубокие корни. Недавно французская газета "Либерасьон" в статье "Полувековой террор в Колумбии" главными террористами назвала ультраправые вооруженные формирования, на их счету 70% убийств мирных граждан. Но и в Колумбии идет конструктивный поиск гражданского мира. Часть левацких групп срослась с наркомафией. Карнавальный ультра-радикализм уступил место транснациональному наркотерроризму.
Кардинально изменились внешние условия, иссякла чужеземная подпитка. Левизна не исчезла, она просто стала законопослушным инакомыслием. Даже власти Колумбии не обслуживающее наркомафию вооруженное сопротивление перестали идентифицировать с терроризмом.
Однако США упорно продолжают руководствоваться прежними стереотипами: повстанец был, есть и будет только террористом. Такая ортодоксальность не может не пугать латиноамериканцев. С одной стороны, она осложняет процесс гражданского примирения, а с другой - делает возможной "гуманитарную интервенцию" - этот современный вариант политики "большой дубинки".
Не случайно Латинская Америка, подарившая миру универсальную школу правоведения, законодательно не расшифровала код терроризма - он и понятен, и запутан, ибо недавняя история каждой страны изобилует черными страницами и индивидуального, и государственного терроризма, и справедливой борьбой, и бандитизмом с политическими ярлыками.
Латиноамериканцам по менталитету противопоказано чувство ненависти и мести, замешенное на религиозной, националистической или иной доминанте. В Нью-Йорке они были среди жертв террора (между прочим, более других - колумбийцы), их невозможно представить в роли пособников бен Ладена.
Настороженно относятся латиноамериканцы и к огульному обвинению правоверных или их потомков в причастности к терроризму. В каждой латиноамериканской стране - многочисленные процветающие общины этнических арабов. Например, в Аргентине каждый тридцатый житель - выходец с Ближнего Востока. Но в этой же стране - и самая многочисленная в Латинской Америке еврейская община. Недавний аргентинский руководитель Карлос Менем, сириец по происхождению, дважды избирался президентом голосами христиан, мусульман и иудеев. Их бесконфликтное существование нарушается только силами извне. В Буэнос-Айресе в результате взрыва в 1992 г. посольства Израиля, а через два года - еврейского культурного центра погибли более 100 человек, в преступлениях подозревается одна из исламских фундаменталистских сект.
И историей, и географией латиноамериканцы приговорены опасаться поворота США вправо, что всегда было чревато угрозой интервенций с севера и подавлением демократии в собственном доме. 11 сентября, только не нынешнего года, а 28 лет назад, террористы захватили власть в традиционно самом демократическом государстве Латинской Америки - Чили - во имя "сохранения фундаментальных ценностей". При всей несопоставимости этих преступлений их жертвы - человеческие жизни. И здесь нет принципиальной разницы между мишенями террористов - президентским дворцом или небоскребом.
