"Малый сатана" - большой друг?

Дипломатия Хатами обращена к России.
Фото Фреда Гринберга (НГ-фото)

ПРОТИВНИКИ исламского фундаментализма могут если не ликовать, то по крайней мере с умеренным оптимизмом потирать руки: вроде бы свершилось! Иран перестал быть уникальной в наше деидеологизированное время страной, выдвинувшей 22 года назад новый всемирный проект исламской справедливости, и превратился в обычное прагматичное государство, преследующее вполне предсказуемо свои региональные интересы. Попытки провести аналогию между посланием Имама Хомейни Михаилу Горбачеву и концепцией сегодняшнего президента Ирана о "диалоге цивилизаций" не выдерживают критики. И дух и буква доктрины Хомейни прямо противоположны тому экуменическому клерикализму, который высшей духовной ценностью объявляет стабильность и взаимопонимание, великолепно игнорируя "малозначительный" фон кавказской войны, кровопролитного балканского кризиса, трагедии таджикского народа и прочих проблем.

Визит иранского президента Хатами в Москву в любом случае подводит черту под целой эпохой иранской дипломатии. Когда-то Иран не пытался найти в СССР ("малом сатане", по определению Хомейни) стратегического партнера, при том что угроза со стороны США ("большого сатаны") для Ирана была в высшей степени реальна, а противостояние между Москвой и Вашингтоном не было фикцией. Теперь же ИРИ ищет стратегическое партнерство с Россией в обстоятельствах, практически противоположных: американская военная угроза не является непосредственной, в то время как серьезность противостояния Вашингтона и нынешней Москвы под большим вопросом. В действительности Иран аналогично России перестал быть идеологическим государством, в то время как США таковым остались. Это один из мотивов внезапно ставшего возможным московско-тегеранского союза.

Конечно, в оптике иранских политиков ситуация предстает намного более драматичной. Иран, согласно их логике, вынужден искать реальных союзников в условиях геополитической изоляции, навязанной ему Западом под руководством США. Последние осуществляют стратегическое окружение Ирана, которое зиждется на таких антииранских центрах силы, как Турция и Израиль на западе, американское военное присутствие в Персидском заливе на юге, Пакистан и талибы - на востоке. Не следует забывать также антиирански ориентированный политический режим в Азербайджане при общей взрывоопасности ситуации на южном Кавказе из-за нерешенности карабахской проблемы. Если добавить к этому продолжающуюся жесткую антииранскую риторику США, то на первый взгляд становится понятным, почему иранская дипломатия не видит иного выхода, кроме как добиваться партнерства с Россией. Оно в таком контексте является для Ирана чуть ли не единственным фактором, уравновешивающим перечисленные угрозы. После конца эпохи Хомейни на протяжении всех 90-х, невзирая на очевидное противодействие козыревского МИДа, Иран добивался сближения с Москвой. На этом пути он был готов игнорировать любые действия России на Кавказе, любой самый неблагоприятный расклад событий в Средней Азии, полную сдачу собственного политического проекта на Балканах. "Лишь бы (как говорили иранские деятели) защитить Исламскую революцию в Иране от американской агрессии". Насколько это получилось у Ирана сегодня? Насколько новая прагматическая линия сегодняшнего иранского руководства действительно решает эти задачи?

Прежде всего стоит понять, действительно ли военное сотрудничество с Россией является фактором, способным предотвратить американскую агрессию, а если уж она состоится, то с неприемлемым ущербом для агрессора. Для того чтобы такая агрессия стала маловероятной, необходимо, чтобы Иран в результате сотрудничества с Россией сравнялся с последней по военным возможностям. Разумеется, это невозможно, поскольку ни технологический задел, ни производственная база, ни инфраструктура страны не позволяют "освоить" российскую военную помощь дальше определенного предела. Иран - малоресурсное государство. Не с точки зрения денег - благодаря нефти деньги у Ирана есть, а с точки зрения общего потенциала. Никакие военные поставки, никакая помощь в организации производства обычных вооружений этого принципиального факта не изменит. Поэтому противостояние с мощным высокоресурсным противником, каким являются Соединенные Штаты, неизбежно приведет к поражению, если Иран будет проводить его по симметричной модели: "государство против государства". Чтобы иметь шанс на успех, защита относительно слабой страны от американской военной машины должна прибегать к асимметричным приемам.

Ничего не меняет в пессимистическом соотношении сил и надежда на приобретение ядерных технологий. Атомная бомба хороша лишь в том случае, когда есть возможность взорвать ее на территории противника. Для этого в случае США нужны межконтинентальные ракеты и стратегические бомбардировщики-ракетоносцы. Когда этих средств нет, атомная бомба является виртуальной угрозой, которая оправдывает вполне реальные американские мероприятия по предотвращению атаки со стороны "государств-изгоев". По сути, большая американская игра должна логически предполагать появление атомной бомбы у своих полубезоружных противников. Такая виртуальная атомная угроза укрепляет позиции американцев в диалоге со своими недостаточно податливыми союзниками, намного повышает готовность США и НАТО к принятию "превентивных" мер. В последнем случае было бы безумием рассчитывать на то, что Москва окажется военным союзником Тегерана, станет с ним рука об руку в противостоянии Западу. Примеры Ирака и Югославии достаточно убедительно свидетельствуют о степени готовности России рисковать в поддержке даже своих традиционных партнеров, имеющих в московских коридорах власти активное лобби. Что же говорить об Иране, в отношениях с которым Москва подчеркнуто дистанцируется от всяких намеков на политическую солидарность, сводя вопрос отношений между странами к чистой прагматике? Россия не будет защищать Иран от США. Таким образом, оказывается, что фактор российской военной поддержки в деле обороны от американской агрессии в лучшем случае виртуален, в худшем же - иллюзорен. При этом нельзя сказать, что, "приобретая" эту иллюзию, Иран так уж ничего и не теряет.

Прежде всего понятно, что сближение России и Ирана не имеет своим непосредственным предметом угрозу США. Главное содержание этого союза носит в первую очередь антиафганскую, антиталибскую направленность. Негативное отношение Ирана к талибам (а их, в свою очередь, к Ирану) хорошо известно. Однако в свете жестких антиталибских заявлений российского руководства российско-иранский блок перерастает рамки афганской проблемы и начинает представлять угрозу уже для Пакистана. А это в свою очередь ведет к противостоянию с арабскими странами Залива, в политическом и военном отношении тесно связанными с Исламабадом и его афганской политикой. Таким образом, обозначается начало блоковой политики в Евразии, сопровождающейся расколом исламского мира. Не лишне напомнить, что именно блоковая политика традиционно создает предпосылки для больших, в том числе и мировых войн, которые невозможны до тех пор, пока не складываются противостоящие друг другу коалиции государств. Игра вокруг Афганистана и пресловутого "ваххабитского" фактора в Центральной Азии неизбежно втягивает при своем расширении в орбиту кризиса с одной стороны - Индию, традиционного врага Пакистана и военного партнера Москвы, с другой стороны - Китай, традиционного врага Индии и военного партнера Пакистана. Здесь брезжит такой уровень евразийской дестабилизации, который может разом решить все вопросы экономического, политического и цивилизационного кризиса США по той модели, которая уже дважды реализовывалась на протяжении XX века.

Кому-то эта перспектива может показаться "притянутой за уши". Но вот следующее соображение отнюдь не абстрактно. Стратегическим партнером России на самом деле является Израиль, элита которого связана глубокими финансовыми и политическими узами с нынешней российской элитой. Иран же для России в лучшем случае тактически целесообразный попутчик. Делая ставку на Москву как на главного союзника, Иран оказывается в зоне влияния оси Москва-Тель-Авив. Декларированный сионистский враг Тегерана получает через посредство Москвы канал влияния на нынешний иранский режим. Таким образом, фактически весь тыл организованного исламского противостояния Израилю в вопросе будущего Палестины и Иерусалима оказывается разрушенным. В конечном счете это ведет к новому витку отчуждения Ирана от своих арабских соседей.