Генерал Пауэлл: военный, политик, уважаемый человек. Профессор Райс: мастер логического мышления.
Фото получены по каналам Интернета
ЕСЛИ на сегодня пока трудно определить даже контуры будущей внутриполитической команды Джорджа Буша-младшего, то первые два лица его внешнеполитической команды выявились задолго до судьбоносного решения республиканского большинства Верховного суда США. Ни для кого в США не явились сюрпризом последовавшие в минувший уик-энд назначения государственным секретарем бывшего председателя Комитета начальников штабов генерала Колина Пауэлла, а помощником президента по вопросам национальной безопасности - внешнеполитического советника Джорджа Буша-кандидата, профессора Кондолизы Райс.
63-летний бывший председатель Комитета начальников штабов, как писала газета "Уолл-Стрит джорнал", представляет собой "наглядное свидетельство человеческого потенциала и предоставляемых американским обществом возможностей". В середине 1990-х гг. он всерьез рассматривался в качестве единственного кандидата, способного принести республиканцам победу над Биллом Клинтоном. Родившийся в 1937 г. сын иммигрантов с Ямайки, выросший на улицах Южного Бронкса, сегодня являющегося символом безнадежности социального запустения, он достиг высшей ступени американской военной иерархии.
После окончания в 1967 г. колледжа Генерального штаба в Форте Ливенуорт, Канзас, Пауэлл направляется во Вьетнам в качестве офицера штаба крупнейшей американской дивизии, ответственного за операции и планирование. Многие кадровые военные из поколения Пауэлла, прошедшие Вьетнам капитанами, майорами и подполковниками, дали себе зарок, что, если придет их черед снова идти в бой, они больше "не смирятся с войной вполсилы за малопонятные цели".
Приход в 1981 г. к власти администрации Рейгана обернулся для него политическим назначением - помощника по военным делам заместителя министра обороны Фрэнка Карлуччи. Пауэлл побывал также старшим помощником по военным делам министра обороны Каспара Уайнбергера. Из работы с Уайнбергером Пауэлл вынес правила, которые вскоре лягут в основу того, что к началу 1990-х станет известно как "доктрина Пауэлла": 1) к военной силе следует прибегать, только когда речь идет о жизненных интересах США или их союзников; 2) если ее применения не избежать, то следует пустить в ход все ресурсы, необходимые для обеспечения победы; 3) использовать военную силу только при наличии ясных политических целей; 4) быть готовыми изменить решение о применении военной силы при изменении задач; 5) предпринимать только такие действия, которые могут получить поддержку американского народа и конгресса.
В конце 1988 г. Пауэлл занимает кресло советника президента по вопросам национальной безопасности. В начале 1989 г. на его погоны ложится четвертая, последняя, генеральская звезда, а вместе с ней - должность главнокомандующего Командованием объединенных вооруженных сил, а еще через несколько месяцев - председателя Объединенного комитета начальников штабов. Пауэлловские военно-политические концепции прошли испытание операцией "Буря в пустыне". Американский военный историк Джон Кигэн впоследствии назовет "Бурю" "триумфом точного планирования и почти безупречного исполнения".
Пауэлл оставался на своем посту уже при демократах, до окончания второго срока, который истекал в октябре 1993 г., продолжая отстаивать свои убеждения. Так, он был против использования американских вооруженных сил для выполнения миротворческих функций в Боснии, пока не будет сформулирована четкая политическая цель: "Американские военнослужащие - не оловянные солдатики, которых можно свободно передвигать по мировому игровому полю".
"Мне кажется, я кое-что знаю о политике в области национальной безопасности, - успокоил он Америку и мир в минувшую субботу. - Я имею кое-какое представление об использовании вооруженных сил Соединенных Штатов. И, мне кажется, я знаю, как применять их правильным и надлежащим образом".
Важнейшим элементом в обеспечении стратегического баланса сил, по представлению Пауэлла, должно стать развертывание США противоракетной обороны, которое будет первым вопросом, который новый государственный секретарь "собирается обсуждать с Россией", чтобы "разъяснить ей американскую позицию".
(Полностью материалы Светланы Червонной о внешнеполитических назначенцах администрации Буша будут опубликован в одном из ближайших выпусков "НГ".)
* * *
CТАТЬЯ доктора Кондолизы Райс "Во имя национальных интересов. Жизнь после холодной войны" была опубликована еще в феврале в журнале "Форин эфферз" и остается до сего дня лучшим и наиболее полным источником, по которому можно попытаться понять, чем же "республиканский" взгляд на мир отличается от "демократического". В ходе предвыборной кампании республиканцы не слишком старались рассуждать о внешней политике, понимая, что рядового избирателя она не интересует. Но республиканская концепция на этот счет есть. Что касается профессора Райс, работавшей в начале 1990-х гг. в Совете национальной безопасности США, занимаясь там, в частности, проблемами бывшего СССР, - то публикация ее была хорошо известна в России, но исключительно в кругах специалистов.
Умение сказать главное в первых же строчках - признак опытного публициста. Соединенным Штатам оказалось крайне трудно определить свои основные национальные интересы в отсутствие фактора советской мощи, начинает свою статью доктор Райс. У нас нет ясного представления о том, что же пришло на смену советско-американской конфронтации. Об этом свидетельствует даже терминология: мы постоянно говорим о "периоде, наступившем после окончания холодной войны". Однако такие переходные периоды открывают широчайшие стратегические возможности. Именно в эпохи неустойчивости и перемен можно оказать решающее влияние на конструкцию будущего мира.
Но доктор Райс вовсе не воспринимает новые возможности для США лишь в контексте наличия или отсутствия соперничества с Москвой. Крах Советского Союза совпал по времени с другой великой революцией, напоминает она. Колоссальный прогресс в области информационных технологий и развитие отраслей, "базирующихся на знании", привели к тому, что изменилась сама основа экономической динамики. Усилилась заметная уже и раньше тенденция к экономическому взаимодействию поверх и в обход государственных границ. По мере обострения конкуренции за инвестиции государства все чаще сталкиваются с непростой проблемой выбора между различными вариантами экономического, политического и социального развития. Будучи прототипом такого рода "новой экономики", Соединенные Штаты наращивали свое экономическое, а вместе с ним и внешнеполитическое влияние в мире. Америка не только вносила наибольший вклад в эти одновременно происходившие революции, но и получала от них наибольшую выгоду.
Эти слова доктора Райс - скорее традиционное вступление, дань неизбежного (в США) убеждения, что Америка есть и будет сильнее всех. Но даже и признавая этот постулат, республиканский эксперт делает из него неожиданный вывод: во внешней политике надо уметь отделять главное от второстепенного. Администрация же Клинтона старательно уклоняется от такой постановки внешнеполитических задач. Она предпочитает разбираться с каждой отдельной проблемой, с каждым отдельным кризисом по мере их поступления. Другой подход потребовал бы мужества: ведь расставить приоритеты - это значит признать, что американская внешняя политика не может в равной мере угодить всем группам интересов. Вообще, если ставить эпиграф к статье автора, он мог быть взят из заключительного ее абзаца: "Внешняя политика республиканской администрации будет базироваться на твердой почве национальных интересов, а не на интересах некого иллюзорного международного сообщества".
При республиканской администрации внешняя политика США должна быть переориентирована на национальные интересы и осуществление приоритетных задач, продолжает разговор Райс. Понятие "приоритетных задач" - вообще ключевое для республиканского видения внешней политики, и означает оно, что даже такого гиганта, как США, на всех и на все не хватит. "Многие у нас в стране, - говорит советник Райс, - недолюбливают (и всегда недолюбливали) такие понятия, как политика с позиции силы, великая держава, баланс сил и т.д.". В своей крайней форме эта антипатия выражается в том, что, игнорируя фактор силы, апеллируют исключительно к принципам и нормам международного права, а также высказывают убеждение, что силовая политика оправданна лишь при поддержке со стороны многих государств или, еще лучше, международных организаций вроде ООН. Тем самым "национальный интерес" подменяют "гуманитарными интересами" или интересами "международного сообщества". Представление о том, что Соединенные Штаты вправе использовать свою силу лишь ради чужого блага или во имя неких принципов, глубоко укоренено в традиции Вудро Вильсона и находит заметный отклик в политике администрации Клинтона.
Если кому-то еще не ясно: "У клинтоновской администрации пристрастие к символическим соглашениям и иллюзорным (в лучшем случае) "нормам" международного поведения превратилось в настоящую болезнь".
Далее начинается лекция на тему "реальной политики". Реальность такова, что "именно немногие крупные страны могут решительно повлиять на мир, стабильность и процветание на международной арене", приводит своих читателей в чувство Райс. Эти государства в состоянии резко нарушить сложившуюся ситуацию; проявления их гнева или великодушия затрагивают сотни миллионов людей. В силу своей величины, географического положения, экономического потенциала и военной мощи они способны как положительно, так и отрицательно воздействовать на Америку. Более того, такие государства, как правило, не сомневаются в своем предназначении - играть ведущую роль в мировой политике. Великие державы обречены заниматься не только своими делами.
Есть тенденция, продолжает она, проводить резкое разграничение между дипломатией, ставящей во главу угла фактор силы, и принципиальной внешней политикой, базирующейся на ценностях (последнее - "фирменный стиль" демократов). Иначе говоря, считают, что можно быть либо реалистом, либо приверженцем ценностей, принципов и норм. Такой подход - выносит приговор республиканский идеолог - для американской внешней политики катастрофичен: "Ни в коем случае нельзя игнорировать и изолировать могущественные государства, не разделяющие эти ценности".
Еще штрихи к вопросу о соответствии демократического замаха устремлений реальным американским возможностям: "В то время как доля военных расходов в ВВП была доведена до самой низкой отметки со времен Перл-Харбора, развертывание вооруженных сил за пределами США происходило чаще, чем когда-либо за последние 50 лет". Некоторые из этих акций были сами по себе спорными, как, например, на Гаити. Было попросту неразумно проводить столько военных операций, одновременно урезая и урезая военный бюджет. Масштабность взятой на себя миссии не соответствовала размеру выделяемых средств.
Но традиционные для Америки разговоры о недостаточности военных расходов и ослабленности вооруженных сил не столь интересны, как тезис об "утрате четкого понимания главных задач вооруженных сил".
Прежде всего американские вооруженные силы должны быть в состоянии решительно противостоять любой возникающей военной угрозе в Азиатско-Тихоокеанском регионе, на Ближнем Востоке, в Персидском заливе и в Европе, то есть в тех регионах, где на карту поставлены интересы не только США, но и наших ключевых союзников (замах, отметим, совсем не изоляционистский). Только американская военная мощь способна выполнить такую сдерживающую функцию, и поэтому не следует ее распылять и отвлекать в другие регионы, чтобы не помешать выполнению этой основной задачи. Этот постулат доктора Райс не очень понятен, пока она абзацем ниже не дает разъяснения: Косово, где война "велась неумело - отчасти из-за постоянных колебаний американского руководства в выборе политических целей, а отчасти из-за того, что оно изначально не было готово к решительному применению военной силы".
Главное же, продолжает она мысль, необходимость "гуманитарной интервенции" не следует исключать заранее, но гуманитарных проблем почти никогда не бывает в чистом виде; массовые убийства и искусственный голод почти всегда имеют политическое происхождение. Если Соединенные Штаты не готовы иметь дело с лежащим в основе гуманитарной проблемы политическим конфликтом и определить, на чьей они стороне, вооруженные силы могут бесконечно заниматься только разъединением враждующих сторон. При этом одна из этих сторон (а то и обе) начнут видеть в США своего врага.
И наконец: прежде чем втягиваться в подобную ситуацию, президент должен себя спросить, возможно ли решительное применение силы и будет ли оно эффективным, а также предвидеть, каким образом и в какой момент можно будет прекратить операцию. Это трудновыполнимые требования, поэтому вмешательство США в "гуманитарные кризисы" если и допустимо, то лишь в крайне редких случаях. Использование же американской армии в качестве всемирной службы спасения "911" приведет к упадку военного потенциала, заставит тысячи военнослужащих увязнуть в миротворчестве, а также породит у других великих держав подозрение, что Соединенные Штаты хотят во имя гуманитарных идеалов навязать всему миру концепцию "ограниченного суверенитета". Такая чрезмерно широкая трактовка американских национальных интересов непременно обернется против нас, когда другие начнут присваивать себе аналогичные полномочия. Или же нам придется в каждом подобном случае, даже если речь будет идти о наших жизненно важных интересах, просить санкции на применение американской военной силы у ООН, что было бы ошибочно. Под этими словами Кондолизы Райс подписалось бы немало российских политологов...
Теперь - о нас. Не раз в российских экспертных кругах говорилось о том, что Москва ушла на периферию интересов США. Республиканцы так не считают, другое дело - хорошо это для России или плохо. "Самая сложная задача для Америки и ее союзников - найти правильную политическую линию по отношению к России и Китаю", - говорится в статье. Обе державы одинаково важны в плане сохранения международного мира, однако исходящие от них вызовы совершенно различны. Китай находится сейчас на подъеме. С экономической точки зрения это хорошо: чтобы сохранить экономический динамизм, Китаю придется все больше интегрироваться в мировое хозяйство. Надо исходить из того, что Китай - великая держава с рядом неразрешенных проблем, затрагивающих ее жизненно важные интересы. При том Китай не приемлет ведущей роли Соединенных Штатов в АТР. Значит, КНР не стремится к поддержанию статус-кво, а, напротив, хочет изменить соотношение сил в Азии в свою пользу. Уже одно это заставляет считать Китай нашим стратегическим соперником, а не "стратегическим партнером", как его однажды назвали в администрации Клинтона.
Удастся ли Китаю изменить баланс сил в свою пользу, продолжает автор, в значительной степени зависит от американской реакции на этот вызов. Соединенные Штаты должны углубить сотрудничество с Японией и Южной Кореей, сохраняя полномасштабное военное присутствие в регионе. Нам также следует больше учитывать роль, которую в региональном балансе сил играет Индия. Многие склонны воспринимать Индию исключительно в контексте ее отношений с Пакистаном, уделяя внимание лишь проблеме Кашмира и ядерному соперничеству между обеими странами. Но Индия занимает существенное место в расчетах Китая, а следовательно, и в расчетах Америки она должна присутствовать более весомо. Индия пока не принадлежит к великим державам, но имеет хорошие шансы войти в их число.
Россия же ставит Америку перед вызовом иного рода, писала Райс, напомним, в начале этого года, когда Россия была еще во многом ельцинской. Москва, по ее словам, твердо намерена упрочить свой престиж на международной арене, но шаги, которые она предпринимает с этой целью, часто бессистемны и к тому же угрожают американским интересам. Картина осложняется тем, что сама Россия сейчас находится в переходном состоянии, причем Соединенные Штаты заинтересованы в успешности этого перехода.
Для американской политики проблема связана с тем, что ставка клинтоновской администрации на Ельцина и тех в его окружении, кого считали реформаторами, потерпела неудачу. Беда в том, что наша поддержка демократии и экономической реформы выродилась в поддержку Ельцина. Его планы стали нашими планами. Не следует винить Соединенные Штаты за то, что они пытались помочь России, но - констатирует Райс - теперь наше правительство (то есть демократы) сталкивается с двойной проблемой доверия - со стороны русских и со стороны американцев. Ни в Америке, ни в Европе более нет консенсуса относительно того, что теперь делать с Россией. Обманутые ожидания и "усталость от России" - это прямые последствия той "счастливой болтовни", которой занималась администрация Клинтона.
Это - диагноз "русской политики Клинтона". Какое же предлагается лечение?
"Политика Соединенных Штатов по отношению к России должна быть сфокусирована на важнейших проблемах в сфере безопасности. Во-первых, необходимо признать, что угрозу для американской безопасности представляет не столько сила России, сколько ее слабость и непоследовательность ее политики", - считает она. И что же делать ? А вот что: российский потенциал сдерживания более чем достаточен по отношению к американскому ядерному арсеналу, и наоборот. Но этот факт уже не следует и далее закреплять в договоре, заключенном почти 30 лет назад и представляющем собой пережиток времен ожесточенного соперничества между Соединенными Штатами и Советским Союзом. Договор по ПРО 1972 г. имел целью предотвратить разработку национальных систем противоракетной обороны в условиях холодной войны. Сегодня же главный фактор озабоченности - это ядерная угроза со стороны государств типа Ирака и Северной Кореи, а также возрастающая вероятность случайных пусков ракет по мере распространения ядерного оружия.
Соединенные Штаты должны ясно дать понять, что они предпочитают сотрудничество в продвижении к новой наступательно-оборонительной структуре, но готовы и к односторонним действиям. Москва также должна четко усвоить, что возможности предоставления ей технологий и информации в этой области будут в большой степени зависеть от ее поведения - пока что небезупречного - в том, что касается распространения ракетных и прочих технологий, связанных с оружием массового поражения. Было бы крайне глупо создавать общую систему обороны с Москвой, если она, намеренно или ненамеренно, передает военные технологии тем самым странам, от которых Соединенные Штаты собираются обороняться.
А теперь - десерт: "Америке необходимо признать за Россией статус великой державы и осознать, что у нас с ней всегда будут как совпадающие, так и расходящиеся интересы". То есть политика предлагается жесткая, но логичная и, в общем, понятная (во всех смыслах этого слова).
Очевидно полное совпадение мировоззрений нового госсекретаря и нового советника по национальной безопасности США. Это означает многое - прежде всего существование четких контуров внешнеполитической доктрины двух главных фигур республиканской внешней политики, а также будущую сыгранность республиканской администрации на этом направлении.